— Тилли! Ты где, Тилли!
Девочка напряглась. Звук шел со стороны старого ельника, а ведь Кейтилин должна была находиться в другом месте. Конечно, она могла и заплутать, но с большей вероятностью это была не она…
— Кейтилин? — спросила Тилли, поднимая палку с дерева: вряд ли она могла её защитить, но другого оружия у неё и не было: топор-то остался в корзинке. — Ты что там делаешь?
— Я заблудилась! Где ты?
— Докажи, что это ты, — резко потребовала девочка. Крик Кейтилин (или кто бы это не был) теперь и вовсе не имел никакого направления, просто звучал словно из ниоткуда.
Это было очень подозрительно. Разве может человек так кричать?
— Тилли, ну ты что, с ума сошла? Где ты вообще находишься!
Тилли облизнула пересохшие губы и беспокойно заозиралась: она совсем забыла, что в таких случаях надо было говорить. Кажется, ей следовало рассказать какую-то нелепицу, но какую?.. А-а-а, голова дырявая, всё забыла!
Феи громко перешептывались, глядя на Тилли, а когда её рассеянный взгляд падал на них, то они прятались кто куда. Но девочка не обращала на них внимания, силясь вспомнить заветные слова, рассказанные матерью.
— Тилли!
— Однажды я видела человека, который ехал на козе, — дрожащим голосом произнесла Тилли: она так и не вспомнила заветных слов, поэтому решила придумать свою глупую историю. Ох, наверняка она поплатится за это! — Задом наперед. А на заду у него продырявились панталоны! У козла, а не у человека. Вот, а потом он остановился и начал пить лужу из пива…
Пока девочка говорила, лес молчал: не трещали даже феи вокруг, завороженные её историей. А потом… потом вдруг всё разразилось искренним, самозабвеннм хохотом, таким громким, что Тилли заткнула уши руками: смех маленьких и не только маленьких созданий оглушал и заставлял уши болеть от невыносимого шума. Внезапно девочку схватили за подол, и Тилли с визгом вцепилась в юбку, испугавшись, что она упадёт на землю — и неожиданно оказалась на земле сама, прижатая собственной деревянной рогатиной.
Глава 8
Нападавших было около десятка — или, может быть, чуть побольше. Они смеялись, тыкали в Тилли пальцами, корчили зверские рожи и вообще пугали её. У них были гигантские вытянутые головы, похожие на звериные морды — то ли из-за пышных бакенбард, безобразно торчащих во все стороны, то ли из-за крошечных голубых носов, черных смеющихся глаз и кожи, покрытой жесткой и короткой шерстью. На них были яркие курточки, а у того, кто сидел на груди упавшей Тилли и прижимал её к земле рогатиной, ещё и шапочка с перьями и бусинками. А ещё длинные уши, огромный улыбающийся рот, трубка, пускающая вонючий дым, и маленькие мешочки на поясе…
До того Тилли никогда не видела фир-дарригов. Они жили в основном на лесных дорогах и устраивали дурные проказы: обманом заставляли добрых людей петлять и падать в болота, сдергивали юбки с девиц, а потом в таком виде заталкивали их в дома к разбойникам, заставляли мать нечаянно убить свое дитя, а потом кормить молоком кого-нибудь из безобразных фей… Но к городу они близко не подходили, а у Тилли хватало мудрости с её даром не выходить в лес.
Теперь же она видела главных шутников Гант-Дорвенского леса прямо перед собой, и ей было страшно.
— Я никогда не слышал, — заговорил фир-дарриги, прижимавший её к земле, и голос его звучал хриплым и дребезжащим, — такой откровенной чепухи! Поздравляю, девочка, ты смогла нас всех удивить!
И феи засмеялись. Каждый из них выкрикивал отдельные фразы, вроде «Молодец, девчонка!» или «Такую чушь придумала!», но все это сливалось в общем хихиканье, гоготанье и безудержном хохоте. Не смеялся только один, тот, кто держал Тилли за горло; он всего лишь широко улыбался и пускал клубы дыма из своей трубки. Вероятно, он у них был самым главным, хотя Тилли вроде бы слышала, что фир-дарриги ненавидят подчиняться хоть кому-нибудь. Может быть, это касается только людей и чудовищ?..
Ох, да какая разница. В любом случае ей сейчас грозит смертельная опасность, и надо как-то выпутываться, а она только и может, что лежать на земле и сходить с ума от страха. Горло не подчиняется словам, а тело — мыслям; она же просто может стряхнуть его с себя, или сделать что-нибудь ещё… Почему же она просто лежит, покорно позволяя этим тварям смеяться над собой?
«Соберись, — мысленно умоляла себя Тилли, — сделай хоть что-нибудь, ну!».
— Чего ты молчишь, девчонка? — вдруг заговорил молчащий до того фир-дарриги; он стоял слева от Тилли, прячась за своими товарищами, и потому она его сразу не заметила. — Придумала такую шутку, а теперь молчишь! Развесели нас: ты же знаешь, что нельзя заставлять скучать фир-дарригов!