Толстовка была мне слишком велика, доходила до середины бедер, поэтому я в последнюю минуту решила отказаться от юбки, которую планировала надеть.
Я подмигнула ему.
— Нет, — только пара смертоносных, до колена, сапог на шпильках, не похожих на те, что я надевала в Ночь бунта.
— Черт, — простонал Стил, качая головой. — Ладно, садись в машину, пока я не передумал и не затащил тебя обратно в дом.
Наклонившись к нему, я дразняще поцеловала его в подбородок.
— Арчер не будет возражать, если мы опоздаем…
Стил резко рассмеялся.
— Ты шутишь? Он, наверное, разобьет мне лицо, если его талисман удачи не окажется там вовремя. Что грозит, если он проиграет?
Я ухмыльнулся, скользнул на свое место, когда он отошел в сторону, затем подождал, пока он обойдет капот и займет свое место за рулем.
— С чего ты взял, что есть угроза? Ты же знаешь, что я исключила секс до его победы, — я посмотрела на Стила своими лучшими невинными глазами, но не обманула его ни на секунду.
Он бросил на меня дерьмовый взгляд.
— Он мог бы обойтись и без этого. Должна быть угроза, если он проиграет.
Моя ухмылка стала шире, и я дословно повторила последствия проигрыша Арчера в этом бою. Брови Стила поднялись, и он бросил на меня заинтересованный взгляд, когда мы проходили через парадные ворота. Он быстро помахал рукой вечернему охраннику Дейву, а затем свернул на улицу.
— Вот дерьмо, Чертовка, — пробормотал он после минутного молчания. — Теперь я хочу, чтобы Арчер проиграл.
Я непринужденно пожала плечами.
— Нет причин, по которым мы не можем сделать и то, и другое.
Он глубоко вздохнул, его ноздри вспыхнули, а грудь поднялась.
— Да, черт возьми, — вздохнул он на выдохе. — Одна из многих вещей, которые я люблю в тебе, Чертовка. Ты мыслишь вне рамок общественных норм.
Его комплимент согрел меня. Следующее время мы просто ехали в дружеской тишине, пока стереосистема играла эпическую подборку из In This Moment, Amatory Riot, Vanth Falling, Aviva и Indecency.
— Убийственный плейлист, — пробормотала я ему, когда зазвучала одна из моих любимых песен, и я прибавила громкость.
Примерно через полчаса после начала нашей поездки зазвонил мой телефон. Я достала его из сумки и тяжело вздохнула, увидев определитель номера.
— Опять Скотт? — спросил Стил, правильно угадав. — Он действительно не сдается, не так ли?
Я поморщилась, отклоняя звонок. Я уже потеряла счет тому, сколько звонков я отклонила от него.
— Видимо, нет, — мой телефон тут же засветился еще одним входящим звонком от Скотта. — Может быть, мне стоит просто ответить и позволить ему сказать все, что он хочет сказать.
Стил пожал плечами.
— Если хочешь. Но включи громкую связь, чтобы я знал, если он снова будет оскорблять тебя.
Я облизала губы с ухмылкой.
— И что потом?
Он посмотрел на меня смертельно серьезным взглядом.
— А потом я сломаю ему одну из костей за каждое слово этого оскорбления.
Я провела большим пальцем по экрану своего телефона.
— Скотт, — сказала я, переключая звонок на громкую связь. — Разве я не ясно выразилась на днях в универе? Я не хочу, чтобы ты звонил.
— Мэдди, слава богу! Я думал, что-то случилось. Они тебя обидели? — голос Скотта был паническим и немного гнусавым, как будто у него был заложен нос. Или сломан.
Я нахмурилась и бросила на Стила растерянный взгляд. Он просто пожал плечами, так же как и я.
— Что? Кто меня обидел?
— Эти гребаные ублюдки, которые думают, что контролируют тебя, — разъяренно прошипел Скотт. — Ты знаешь, где я сейчас нахожусь? Ты знаешь, что они со мной сделали?
Я закатила глаза от его театральности. Похоже, он действительно был склонен к драматизму в любой ситуации.
— Я в больнице, Мэдди, — ответил он на свой вопрос, не дожидаясь моей реакции. — Они сломали мне запястье, нос, четыре ребра и сделали сотрясение мозга. Я выгляжу так, будто меня переехала машина!
Я сморщила нос, потирая переносицу и пытаясь выдать шокированную реакцию Скотта, на которую он рассчитывал.
— Ну, похоже, ты научился больше не называть никого отчаянной шлюхой, да?
Упс, это не должно было вырваться у меня изо рта. Ну что ж, теперь уже слишком поздно.
В трубке раздался придушенный звук, и у меня сложилось впечатление, что это был не совсем тот уровень сочувствия, на который рассчитывал Скотт.
Я вздохнула.
— Послушай, Скотт…
— Они меняют тебя, Мэдди. Это холодное, стервозное отношение – это не ты, это они, — его голос был наполнен ядом и ненавистью, и мне было больно просто слушать его. Как будто в моей жизни и без Скотта не было достаточно драмы, чтобы ныть о том, что, я уверена, было незначительным ударом по заднице.