Тульчинский Г.Л.: Любой поступок ответственнен. Если не понимаешь, «не подумал», то тебе припишут. Особенно там, где бизнес, науку, общественную деятельность, религию понимают только в терминах УК. Создал компанию, НКО – значит имел умысел, создал группу… Но массовое освоение Интернета создало ситуацию массового приписывания и домыслов. И правохоронители создают вторичный рынок приписываний, пользуясь выгребной ямой фейков. Иногда подливают туда жидкость для розжига.
Проблема авторства – не совсем проблема фейка, хотя и пересекается… Автор может перенять стиль письма (не только в литературе, но и в живописи, музыке, в любом творчеестве), может заимствовать стиль (как, похоже, сделал Б. Пастернак), может создать автора-рассказчика (Ф. Ницше – Заратустру, М.Н. Эпштейн – философа И. Соловьева, якобы сгинувшего в лагерях), в конце концов, он создает себя – как автора. М. Бахтин решал вопрос об авторе, исходя из религиозно основанной метафизики бытия и существования. Он же был метафизик-персонолог, вынужденный заниматься этим на материале филологии.
Все остальные поиски автора – суть правовая проблема собственности – конвенциональная и институционально заданная культурным контекстом. Не даром Л. Толстой так не любил авторство и собственность.
Белецкая Т.В.: Мне также кажется, что мы довольно широко интерпретируем понятие фейка, в результате чего, у нас складывается та же ситуация, что и с понятием истины, когда возникает необходимость выделить и типологизировать различные варианты его понимания.
Особый интерес представляют социальные аспекты признания чего-либо фейком. В современных условиях, когда потребитель медиаконтента может быть максимально удалён от порождающей его реальности как в социокультурном, так и, буквально, в физическом пространстве, у него практически отсутствует возможность достоверной проверки того или иного факта, новости, сообщения и тому подобное. Тем не менее, внутренне сохраняется необходимость в упорядочивании и маркировании этого информационного хаоса. И тогда на этот процесс определения фейковости могут оказывать влияние различные социальные группы, значимые другие и т. д. Факт достоверности и недостоверности той или иной информации может раскрыть специалист, эксперт, а иногда, возможно, и не эксперт, но весомая социальная фигура – политик, актёр, общественный деятель, тот, кого мы признаём авторитетом.
Таким образом, открытым для исследования остается как раз этот процесс определения фейка с позиции самого потребителя. С социологической точки зрения было бы продуктивно выделить те критерии, которыми руководствуется сам индивид в определении фейков. Интересную пищу для размышлений здесь даёт игра «Bad News Game», в которой игроку сначала предлагается пройти тест на определение фейк новостей, потом выступить собственно их создателем, набрать фолловеров и так далее, а в конце игры необходимо пройти тест ещё раз. Собранная программой статистика демонстрирует, что, пройдя игру, участники намного успешнее справляются с данным тестом. В этом свете возникает вопрос о возможности обучения медиа аудитории распознаванию фейков.
Золян С.Т.: Под фейком мы не автора имеем в виду, а новости, но тем не менее в Америке заблокировали именно аккаунты, то есть отправителей сообщений и их каналы. Что было критерием блокировки? Что там не было под аккаунтом какого-то реального человека, или то, что он писал какие-то пророссийские вещи, или критиковал Демократическую партию или Хиллари? Какие были критерии там?
Далее, что касается распознавания. Одно дело, если это политические новости, но могут быть ещё новости такого типа: «В калининградском зоопарке крокодилица родила тройню. Будет это информация считаться фейком?
Чернявская В.Е.: Будет, если мы разделяем экспертное знание и бытовое знание. В любом дискурсе, будь то политический дискурс, рекламный дискурс и так далее, есть свои эксперты. Безусловно, фейк идентифицирует и для нас лингвистов именно с точки зрения экспертного знания.
Ильин М.В.: А если ты ещё эти вещи под рубрикой «1 апреля» публикуешь, то все нормально.
Куликов С.Ю.: Ещё кликбейт-заголовки.
Тульчинский Г.Л.: В таблоидах можно что угодно говорить, а в деловой прессе – нет, и в научных изданиях – нет.
Чернявская В.Е.: Я могу продолжить то, с чего начал Григорий Львович. Здесь как раз речь идёт о том, что в том числе под видом доказательного знания, научного знания может подаваться квазинаучная информация, которая может быть распознана как фейк только с опорой на эксперта.