Он морщится, объясняя, что сразу же отправился за Амброзиусом и в конце концов нашел его. Но не раньше, чем Амброзий распространил дезинформацию об Амоне, кодексе и метке, появившейся на моей коже. Пытаясь выставить себя пострадавшей стороной на случай, если кто-то станет разбираться в этом вопросе глубже, Амброзий записал ошибочную версию произошедших событий и обвинил Амона в том, что тот является демоном, чему впоследствии способствовали Кресс и Финн.
После того как Амон нашел Амброзия, они в течение нескольких лет сражались, пока Амон не потратил последние силы на управление толпой людей, преследовавших Амброзия в попытке вернуть себе контроль над драгоценностью. Ему удалось убить Амброзия, но его силы были слишком истощены, и он потерял контроль над драгоценностью во время безумия, которое последовало за этим.
— Несколько сотен лет я пребывал в глубоком сне. Но когда я проснулся, ты была еще маленьким коконом, — продолжает он, и при упоминании о коконе его губы расплываются в вечной улыбке.
Пока он ждал, когда я выйду из кокона, он пытался снова отыскать драгоценный камень, и только в год нашей свадьбы Джеремаи и Элизабет Крид ему удалось снова его раздобыть.
— Этот кокон звучит... немного нелепо, не буду врать, — признаю я, хихикая.
— Это была магия. Ты, как никто другой, должна знать, что она существует, - усмехается он. — Я ежедневно разговаривал с тобой. Я спал с тобой рядом. Я читал тебе. Я делал все, что мог придумать, чтобы помочь тебе быстрее выздороветь и возродиться. И наконец это случилось. В 1772 году ты превратилась в прекрасную бабочку и улетела от меня, выбрав своей матерью Фиону. Вопреки всему, это случилось снова, когда ты умерла. Лидия была той, кто нашла кокон в церкви и принесла его мне после моего заключения. Я держал тебя при себе, пока ты снова не расправила крылья, — улыбается он. — И каждый раз ты была сильнее предыдущего. Думаю, время, проведенное тобой в коконе, помогло тебе залечить все разрывы в твоей сущности.
Я киваю, переваривая полученную информацию. Почему-то представляя, как мой Амон читает маленькому кокону, надеясь, что я вырвусь из него и превращусь в прекрасную бабочку, я начинаю плакать.
Если я и раньше считала его симпатичным, то вряд ли что-то еще сможет это перевесить.
— Я не могу поверить, что ты сделал все это для меня, — говорю я ему, вытирая слезы.
— Я бы сделал это и даже больше, малышка. Ты же знаешь, что без тебя я не полноценен.
— Я знаю, — шепчу я. — Но у меня все еще есть вопрос. Почему мои способности проявились только тогда, когда я приехала в Фэйридейл?
Последний раз я поранилась, когда уколола палец о черную карточку, которую прислал мне мистер Воган. После этого все мои травмы заживали сами собой.
— Лидия. Я уверен, что это должна была быть Лидия, — мрачно отвечает он, и выражение его лица меняется, когда он вспоминает нашу любимую дочь. — Она была убеждена, что ты ничего не могли знать до того, как приехали в Фэйридейл. Должно быть, она позаботилась о том, чтобы у тебя каким-то образом не проявились твои способности до приезда в Фэйридейл.
Я сжимаю его руку, и выражение моего лица повторяет его, боль овладевает мной, когда я вспоминаю нашу последнюю встречу.
— Она все делала в тени, не так ли? Все это время она заботилась о каждой мелочи, чтобы все шло по плану. Дошло до того, что она позволила врагу использовать себя, чтобы снабжать его ложной информацией. Как она могла… — мой голос срывается. — Как она могла быть такой самоотверженной, Амон? Она пожертвовала своей жизнью ради того, чтобы мы…
— Мы вырастили замечательную девочку, Села. Но она не потратила свою жизнь впустую. Это я могу тебе обещать. У нее была невероятно счастливая жизнь, любящий муж и самые лучшие дети. Я слышала ее мысли перед смертью, и она была совершенно спокойна за все. Больше всего на свете она верила в то, что у нас все получится.
— Как ты думаешь…
Я облизываю губы, вспоминая пугающее событие из своего детства.
— Как ты думаешь, та тень, что наблюдала за мной, была она?
— Возможно, — кивает он. — Она всегда говорила, что хочет узнать тебя снова, когда ты переродишься. И по-своему, я уверен, она так и сделала.
— У меня есть идея, — неожиданно говорю я, усаживаясь в кресло. — Мы должны проводить Лидию и Авраама с небольшой церемонией. Мы никогда не делали для них ничего подобного и… Может быть, это уже не поможет им в загробной жизни. Но, может быть, это поможет нам лучше справиться с этим.
Его брови удивленно приподнялись, но губы растянулись в лучезарной улыбке.
— Это замечательная идея, дорогая. Знаешь, по-виссириански, когда солдат умирал, мы прощались с ним, отправляя его тело в океан или реку, которая была ближе. Я знаю, что у нас больше нет их тел. Но что, если мы напишем им письмо и отправим его в океан? Кто знает, может быть, оно когда-нибудь дойдет до них, ведь магия очень жива.
— Мне это нравится, — улыбаюсь я, протягивая ему руку.
Так или иначе, я всегда тянусь к нему, нуждаясь в его прикосновении больше всего на свете. Это единственное, что может меня успокоить, и я не представляю, как мне придется притворяться, что я сама иду на поводу у планов Рианнон — не тогда, когда я хоть на секунду почувствую его отсутствие.
Кроме того, у него гораздо больше информации о ведьмах, чем у меня. Даже в прошлом он всегда был тем, кто больше в них вникал и разбирался. К тому же, у него была Лидия, чтобы показать ему, что к чему.
Вдруг я нахмурилась, когда до меня дошло, что он предложил сценарий, в котором ему нужно выйти из своей тюрьмы.
— Но для этого тебе придется выйти на поверхность, — я прикусила ноготь, с опаской глядя на него. — Ты можешь пострадать, Амон.
— И ты сможешь меня вылечить, — с готовностью отвечает он.
— Но боль… Тебе будет больно, — жалуюсь я, мне это совсем не нравится.
— Мне все равно будет больно, дорогая. Но мне это нужно так же, как и тебе.
— Мы могли бы поступить по-другому...
Я осекаюсь, когда он опускает глаза.
— Хорошо, — вздыхаю я. — Но ты будешь пить мою кровь до, после и во время. Хорошо?
— Дорогая, я буду пить твою кровь в любое время суток. Только попроси, — плавно тянет он.
— Ты негодяй, — обвиняю я, прежде чем броситься на него.
К сожалению, в итоге щекочут только меня, пока я не заявляю о своем поражении.
— У меня есть еще одна просьба, — шепчу я, когда, наконец, выравниваю дыхание после слишком долгого смеха.
— Какая?
— Я скажу тебе позже, — улыбаюсь по овечьи, зная, что он не сможет мне отказать.
Ближе к рассвету мы решаем провести церемонию для Лидии и Авраама.
Мы оба писали письма вместе, вложив в них всю свою любовь, желая им только счастья в будущей жизни и извиняясь за то, что не были лучшими родителями.
Идя рука об руку по пляжу в том месте, где нас никто не заметит, мы оба приготовили две бутылки, в которые тайком положили свои послания.
Амон использует свою силу, чтобы перемещать бутылки, подталкивая их к линии горизонта и опуская в воду где-нибудь в глуши — так всегда есть шанс, что они найдут свою цель.
В конце концов, это магия.
Вся наша жизнь была пронизана магией, и она всегда будет определяться магией.
И когда восходит солнце, окрашивая небо в оранжевый цвет, я смотрю на своего мужа, наблюдая за красивой улыбкой, которая растягивает его губы, когда он смотрит вдаль, несомненно, думая о Лидии и Аврааме и о том, что они могут получить наши сообщения.
И вот так я узнаю наверняка. Да, это было волшебно, что они наши дети и что нам выпало благословение быть их родителями, что у нас был хоть один момент общения с ними.
Пусть их уже нет среди нас, но память о них будет жить вечно. И на этот раз я буду ценить и защищать их, чего бы мне это ни стоило.
Амон был и прав, и не прав.
Может быть, воспоминания и не составляют суть человека. Но они, несомненно, придают глубину чувствам — ведь надо было любить, чтобы познать потерю, и надо было терять, чтобы познать страх любить снова. И хотя этот цикл всегда повторяется, он делает нас сильнее.
Один день за один раз.
По одному любимому человеку.
В конце концов, остается только память.
Так и Лидия с Авраамом займут свое место в разноцветной мозаике нашей памяти. И хотя наше совместное пребывание на этой земле было недолгим, каждый миг оставил в нас свой след.
Мы здесь благодаря им.
Мы такие, какие мы есть, благодаря им.
— Я уже спрашивала тебя, — пробормотала я, когда резкий вечерний ветер зашевелил волосы Амона, и его белые локоны коснулись моего лица. — Поступил бы ты по-другому? Зная результат, как сейчас, ты бы что-нибудь изменил?
Он поворачивается ко мне, плотнее запахивая куртку, и выражение его лица становится задумчивым.