Великая история. В ней сегодня весь Бабченко со своим убийством, воскрешением, пресс-конферансом с СБУ, плясками на гробах доктора Лизы и детей, сгоревших в Кемерово. Может, раньше было что-то другое, не знаю, но сейчас везде и во всем один черный пояс по гав-гав-гав, заливистому, облизывающемуся, и ничего кроме.
Про ханжество нынешнее и былых времён, про разные изгибы.
Этот пейзаж из любимейшей "Смерти Прокриды" Пьеро ди Козимо я давно хотел поставить, но по техническому своему кретинизму никак не мог скадрировать, а тут, несколько месяцев назад, возвращаясь из центра Хуахина к себе в апартаменты, шел берегом океана уже в ночи, в воде отражалось звездное небо, тютчевская пылающая бездна, и словно из нее в телефон вдруг посыпались великие картины, одна за другой: Татьяна Левина - сердечное ей спасибо! - бродила в этот час по Национальной галерее в Лондоне, где было 5-6 вечера, и делилась впечатлениями, снимая и посылая фотографии. Среди них был и пейзаж из "Прокриды".
"В то время когда весь мир обсуждает опасности, исходящие от манипуляций общественным мнением при помощи fake news (причем Запад и его союзники представлены в этих обсуждениях исключительно жертвой), Украина создает ложную новость глобального масштаба с привлечением мировых новостных агентств, печатных и электронных СМИ, официальных спикеров и социальных сетей. В самом деле, тот самый фейсбук, которому пришлось отдуваться за неразборчивость в отношении российских выдумок, верифицировал смерть публичной персоны и создал, по милости СБУ, траурный аккаунт, по сути – виртуальный памятник живому человеку.
В тот самый момент, когда мировое сообщество вспомнило о важности правды в политике, Украина поставила его перед неприятной необходимостью принять навязанную релятивизацию лжи: есть хорошие и плохие фейковые новости, в зависимости от того, они против нас или за.
Сама Украина давно решила для себя, что жертва агрессии имеет право на ограничение свобод и военные хитрости, а дегуманизация противника и абсолютизация представленного им зла в общественном мнении расширяет границы дозволенного. Однако не факт, что даже сочувствующий внешний мир готов пойти за ней так же далеко. Операцию украинских спецслужб уже осудили «Репортеры без границ», представитель ОБСЕ по свободе СМИ, ассоциация журналистов-расследователей OCCRP и редакторы ведущих западных СМИ".
Это Баунов о вчерашнем - как всегда, умнее, точнее и глубже всех.
Про историю с убийством, оплакиванием и воскресением Бабченко уже пишут, что это обычная инсценировка, позволяющая назвать заказчика. Не очень понимаю, как этот заказчик может быть доказательно обнаружен, ведь на любой уй с винтом найдутся свои закоулки: тут слово против слова, ваша дама бита. Кто сказал, что это наемник кровавого режима, это артист незалежного драмтеатра. Я сейчас не про то, что было на самом деле, а про то, что нет никакого "на самом деле", оно утонуло. В прекрасном некрологе про Бабченко Сапрыкин говорит, что сейчас "эпоха постправды, в которой истины как бы не существует или до нее невозможно докопаться". Увы, так. К тому же Бабченко не частное лицо, убийство которого можно беспроблемно имитировать, хотя и тут есть свои ручейки и пригорки: у убитого жена, у убитого мать, у убитого шесть приемных детей; рассказать им заранее правду - значит, поставить под удар операцию, не рассказывать правды - значит нанести удар по жене, по матери, по детям. Но Бабченко, повторяю, не частное лицо, и ложная его гибель имела огромный публичный резонанс, миллионы людей вздрогнули, пришли в ужас, разрыдались, не находили себе места, кинулись делиться своим горем с близкими, испытали катарсис и лучшие чувства. И что теперь выяснилось? - что горе их фейк, и ужас фейк, и оплакивание, и сама смерть фейк. Все давно знали, что фейк отныне царствует в политике, безраздельно владеет пропагандой, но личное горе, но смерть героя, но оплакивание, но катарсис, но лучшие чувства, над ними фейк не властен. Уй, - сказал Бабченко, еще как властен, и опустил своих плакальщиков мордой прямо в унитаз. Зачем? - спрашивается. Чтобы выйти на заказчиков? Не знаю, чего здесь больше, глупости или жестокости. Узнав про убийство Александра Второго, Салтыков-Щедрин назвал его "актом преступного идиотизма". Великое это определение верно у нас на все времена и для всех областей бывшей Российской империи.