Вице-адмирал Корнелий Крюйс, стоявший на одном из бастионов крепости с подзорной трубой, наблюдал за боем и притопывал ногой.
— Так их! Так их мать!
А когда на одном из шведских кораблей рухнула сбитая мачта, Крюйс сказал коротко:
— Ура нашим герой!
Это означало, что стоявшим позади адмирала штабным офицерам должно дружно кричать «ура!». И они закричали как-то нестройно и вразнобой. Крюйс передернул брезгливо плечами, что было равнозначно его презрительному «пфуй», и офицеры тут же подтянулись, сладились и уж концовку дотянули громко и весело:
— Ура-а-а!
А в это время шведский адмирал Анкерштерн стоял на мостике и, глядя в подзорную трубу на крепость и порт, кишевший малыми суденышками, бормотал в изумлении:
— Черт побери, откуда все это у них взялось?!
Он оглядывался на стоявшего невдалеке капитана, словно требуя ответа, но тот был безмолвен.
— Капитан, что же вы молчите? — подхлестнул его Анкерштерн.
— А что говорить, адмирал? Все равно пушки красноречивее нас.
— Но есть приказ короля взять крепость.
Капитан пожал плечами столь выразительно, что адмирал и без слов понял: попробуй, мол.
— Но они же не дадут высадить десант и перетопят нас как котят.
«Вот бы его сюда самого, — подумал адмирал о короле. — Это не саблей на коне махать. Приказать всегда легче всего. А попробуй… Однако, в самом деле, когда эти русские успели совсем безлюдный остров превратить в морскую крепость?»
Повернувшись к капитану, Анкерштерн скомандовал:
— Курс на зюйд-вест, — и отправился в свою каюту пить горячий кофе.
В одиночестве, попивая горячий напиток, адмирал ворчал:
— Как бы и нам того не было, что Штромбергу.
Генерал Штромберг первый сделал попытку угрожать Петербургу и вышел со своим корпусом из Эстляндии, но ему не то что Петербурга, а и Нарвы увидеть не довелось. Словно снег на голову свалилась на него конница Апраксина и вырубила без остатка два его полка. Сам генерал едва ноги унес, загнав двух коней.
Именно после конфузии Штромберга решено было ударить и с моря и с суши одновременно. Теперь адмирал Анкерштерн убедился, что с моря русских уже не возьмешь.
— Пока король с триумфом покорял Европу, Россия тоже не дремала, — сказал громко сам себе адмирал и добавил сердито, обескураженно: — Что-то там Любекер поделывает? Поди, тоже улепетывает от русской конницы.
Но генерал Любекер был занят другим, не менее важным делом. Он рыскал по Ингрии в поисках продовольствия. Он орал на фуражиров, грозил им плеткой, виселицей, разгонял во все стороны, но они возвращались с одним и тем же:
— Все сожжено, все вывезено, генерал.
Армия голодала. Что уж говорить о солдатах, если даже штаб неделю пробавлялся кониной, не имея крошки хлеба.
Зрело в полках недовольство, готовое в любой момент вылиться в бунт. И Любекер, едва узнав о появлении где-то русского отряда, посылал туда конный полк, обольщая сладкими посулами:
— Разобьете, возьмете обоз, пообедаете досыта.
Обед был главной и самой желанной наградой для солдат. И хотя Любекер искал этих мелких стычек, идти на Петербург не хотел, колебался.
Когда дозоры донесли ему, что у берегов появился флот, Любекер помчался к морю. С флагманского корабля за ним прислали шлюпку, и он отправился на ней якобы на совет с адмиралом. Едва явившись в адмиральскую каюту и обменявшись с Анкерштерном приветствиями, Любекер попросил:
— Адмирал, распорядитесь, пожалуйста, пусть подадут обед… да побольше чтоб хлеба.
А когда наконец обед подали, генерал так жадно набросился на него, что для разговора просто не было времени.
— Судя по вашему аппетиту, — заметил ехидно Анкерштерн, — Петербург устоял, генерал.
— Простите, адмирал, а пофему же фы не на Котлине? — давясь, обжигаясь и косноязыча, ответил Любекер на колкость.
Анкерштерн улыбнулся, глотнул кофе.
— Увы, генерал, Котлин уже не просто остров, а неприступная крепость. Более того, там флот по меньшей мере вдвое больше моего. Мы, Георг, запоздали с приходом лет на пять. Русские так вросли в эти берега, что я не рискую предсказать результат нашей экспедиции.
Любекер только кивал головой, продолжая трудиться над обедом и не рискуя снова заговорить с набитым ртом: не хватало еще подавиться. Наконец он покончил со всем, что было принесено вестовым адмирала, запил большим бокалом вина и блаженно откинулся на спинку стула.