«Управить изрядно» с размежеванием фельдмаршал был готов хоть сейчас, но задерживала турецкая сторона с присылкой комиссии по размежеванию.
Зато с самой весны полным ходом шло строительство крепости у Печорского монастыря, того самого, куда так хотелось недавно Борису Петровичу и куда после женитьбы ему дорога была заказана.
Но, пожалуй, важнее размежевания было другое требование турок, исполнение которого не зависело от фельдмаршала, — вывод русских войск из Польши. Сделать это даже царю было нелегко, поскольку уход русской армии сразу бы ослабил позиции сторонников Августа II и усилил Станислава Лещине-, кого, а этим не преминул бы воспользоваться Карл XII.
Не заинтересованы были в уходе русской армии и союзники, Дания с Пруссией, монархи которых все еще опасались шведского короля, даже поверженного. Посему между Москвой и Стамбулом продолжались препирательства. Москва требовала выдворить из Бендер Карла, Стамбул настаивал на выводе русских из Польши, вроде бы королю невозможно из-за этого проехать безопасно на родину.
Царь пытался убедить султана, что его армия находится лишь в Померании {273}, согласно союзу с Данией.
Султан требовал увести ее в Россию, но минуя Польшу, что практически было невозможно. На что царь писал Шафирову: «…даже если б мы крылья имели, чтоб через оную лететь, а для отдохновения на оной садиться б пришлось».
И чем далее, тем туже затягивался этот узел, который разрубил, сам того не чая, Карл XII.
Султан, потеряв терпение, послал приказ бендерскому паше выпроводить столь дорогого гостя, уже обошедшегося казне в немалую сумму.
Карл заявил, что готов уйти, если султан предоставит ему 100-тысячное войско, а крымский хан — 30-тысячное.
Султан потребовал привезти короля к нему в Адрианополь, но Карл ответил, что султан ему не указ, и, выхватив шпагу, заявил посланцам султана, что он готов с ними биться, если станут чинить над ним насилие.
— Он сумасшедший, — сказал паша хану. — У него же всего пятьдесят человек, способных держать оружие.
— Надо лишить его корма, — посоветовал хан. — Никуда он не денется.
Так и поступили, даже сожгли амбар с провиантом. Однако король приказал забить лошадей, засолить их мясо и этим питаться всем своим спутникам.
Турки окружили королевскую ставку, требуя добровольной сдачи. Но король открыл огонь из двух имевшихся у него пушек и ружей. Началось настоящее сражение. Около двухсот турок погибло в этом бою.
Выбитый из одного укрепления, король засел в доме, продолжая отстреливаться. Возможно, ему хотелось принять геройскую смерть — погибнуть в бою. Но избавительница забыла о нем.
Турки зажгли дом. Карл с уцелевшими драбантами кинулся к другому зданию, но был схвачен, успев в рукопашной заколоть еще трех янычар.
Повязанного короля, словно зверя, повезли в Адрианополь, как того хотел султан. Почти все уцелевшие шведы были перебиты, оставшихся пленили и поделили меж собой турки и татары.
Одного слугу по распоряжению паши отправили с королем.
— Чтоб было кому кормить и поить этого безумца и дурака, — сказал паша.
Так шведский король «отблагодарил» османов за гостеприимство и, сам того не желая, облегчил этим судьбу русских заложников. Из тюрьмы были выпущены все, в том числе и посланник Толстой. А вскоре Шафиров и Михаил Шереметев были отпущены на родину.
В Киев с этим сообщением прискакал Артемий Волынский.
— Ой спасибо, братец, ой спасибо, — обнимал ротмистра фельдмаршал. — Буду перед государем просить тебе полковника. Заслужил.
Борис Петрович не мог от радости сдержать слез: наконец-то он увидит сына, протомившегося столько лет в неволе.
— Далеко ль они, Артемий?
— Да в двух-трех переходах, пожалуй. Шереметев приказал поварам готовить к встрече дорогого сына как можно больше вкусных блюд, отправил рыбаков за свежей рыбой, охотников за дичью.
Узнав от Волынского, что заложники, сидя в едикуле, пообносились, пооборвались, приказал срочно шить и сыну и Шафирову новые платья из дорогих материй. Велел для сына на кафтане нашить генеральские золотые галуны. Нашлись и пуговицы золотые к генеральскому мундиру. Торопил Борис Петрович портных, спать не велел, пока не исполнят заказ.
Но прошел день-другой, заложники не появлялись. На третий день Борис Петрович не выдержал, призвал Волынского.
— Ну, где они? Сказал, в двух переходах.
— Сам дивлюсь, ваше сиятельство. Може, к вечеру приедут.
— На чем они едут?
— На телеге, ваше сиятельство.