— Что верно, то верно, — согласился Петр. — Так вот, Борис Петрович, вы его начинали долбать, вам надо его и прикончить.
— Как прикажете, ваше величество, — вздохнул фельдмаршал.
— Дом где у вас? Ну, семья?
— В Москве, государь.
— А здесь есть дом?
— Есть, на той стороне.
— Перевозите семью. Устраивайтесь. А как только по весне явится первая трава коням на корм, сформируем новые дивизии, поведете полки через Польшу.
— Слушаюсь, ваше величество, — поднялся из кресла фельдмаршал вслед за царем, вставшим из-за стола.
— Ныне пожалуйте на ассамблею к светлейшему, Борис Петрович.
— Петр Алексеевич, — взмолился граф, — позволь передохнуть с дороги, чай, я не молоденький.
— Ладно, — смиловался Петр. — Отдыхай, да смотри, боле чтоб не хворал.
Так и не заикнулся Шереметев об отставке, не хватило духу быть таким неблагодарным за столь высокую честь. «Ладно, еще послужим, — оправдывал он свое малодушие. — Надо действительно кончать с Карлусом, из-за него, сукиного сына, я Мишу потерял».
Глава девятая
В ДЫМУ ДИПЛОМАТИИ
Впервые графу Шереметеву представилась возможность столь долго жить в новой столице — Петербурге. Сюда же переехала и семья его, и многие домашние слуги — повара, парикмахер и даже свой поэт Петр Терлецкий, учивший когда-то Бориса Петровича польскому языку и воспевавший добродетели своего патрона.
Теперь граф стал наконец-то приобщаться к придворной жизни, присутствовать на приемах у царя и у наследника Алексея Петровича, с которым был весьма дружен еще со времен боевых действий на Украине.
И не только сам бывал на пирушках у знатных господ, но и у себя устраивал пышные приемы, не жалея вина и закусок. Впервые за много лет отметил в апреле свои именины богатым застольем, упоив не только гостей, но и всю свою дворню.
Принял фельдмаршал участие и в празднествах, посвященных Полтавской баталии, в кругу боевых товарищей того прекрасного времени. Именно эти торжества напомнили Борису Петровичу о его настоящем предназначении: «Пожалуй, пора в поход!»
Царь в этот раз не торопил Шереметева по простой причине: в Польшу фельдмаршал должен был выступить во главе двух пехотных и одной драгунской дивизий, которые еще только формировались. Шел набор и обучение рекрутов.
Перед отъездом царь призвал фельдмаршала к себе:
— Борис Петрович, по прибытии в Померанию вам надлежит готовить десант к высадке на шведскую территорию, а именно в Шонию.
— Вы считаете, это потребуется? Но если мы выбьем Карла из Штральзунда и Висмара, неужто он не запросит мира?
— Почти наверняка не запросит. Разве вы не убедились в упрямстве его? Поэтому лучше перенести военные действия на шведскую территорию. Это заставит шведов быстро склониться к миру.
— Но для десанта потребуется большой флот, государь.
— А союзники зачем? У Дании вполне достаточно кораблей для такой операции. Так что ваша основная задача после взятия Штральзунда будет подготовка десанта, Борис Петрович.
Шереметев и на этот раз не решился оставить жену дома в столице, слишком много было тут соблазнов для молодой женщины, один «племянничек» чего стоил.
— А дети? — пыталась возразить Анна Петровна.
— С детьми останутся няньки и кормилицы, тебе надлежит быть при муже.
Возражать супругу, который был более чем в два раза старше, молодая жена не решилась: ехать так ехать.
На этот раз фельдмаршальский обоз не уступал полковому по количеству повозок и груза. Зная, сколь оголожена Польша за время войны, Борис Петрович нагрузил около десятка подвод продовольствием — мукой, крупами, сухарями, медом, сушеной рыбой — всем тем, что не подвержено скорой порче.
С Шереметевым выступили пехотные полки — Репнина и Вейде и три драгунских полка под командованием Боура. Они двигались разными маршрутами, дабы легче было находить продовольствие.
В начале октября 1715 года все сошлись в Пултуске.
Фельдмаршал вызвал к себе обер-кригскомиссара Бутурлина, приказал ему:
— Иван Иванович, извольте приступить к сбору провианта для армии, старайтесь все оплачивать обывателям.
— А если не захотят продавать?
— Захотят. А если не повезут, не вступайте в излишние обязательства, посылайте драгун на экзекуцию {279} и провиант отбирайте, разумеется оплачивая и объясняя им, что армия без провианта существовать не может. Государь не велел злобить поляков. Им достало саксонских грабежей.
Но вот в ставку явился из Варшавы русский посол князь Долгорукий: