— Ну как наше фрикасе?
— Отличное, — сказал Шеин.
— А как тебе, Салтыков? Понравилось?
— Очень, государь.
— А из чего оно приготовлено, знаешь?
— Из цыплят, наверно, — предположил Салтыков.
— Ну что ж… — Петр обернулся к денщику, подмигнул весело: — Павел, принеси гостям перья этих цыплят.
Меншиков, знавший все, тужился, надувая щеки, боясь рассмеяться прежде времени.
Денщик воротился с подносом, на котором горой высились черепашьи панцири, головы и заскорузлые лапы. Петр подхватил у денщика поднос, поставил на ковер.
— А вот вам и перышки, господа, — молвил весело.
Шеин побледнел. Салтыков икнул как-то нехорошо и выскочил вон из шатра, зажимая рот от подступившей тошноты. За ним побежал и Шеин под хохот Меншикова. И только бояре из бывших волонтеров, такие, как Толстой и Шереметев, отнеслись к этому вполне спокойно, хотя тоже посмеивались. За границей они и не такое едали.
Салтыкова рвало где-то рядом с шатром, ему вторил Шеин. Меншиков, просмеявшись, резюмировал:
— Какой продукт переводят! Ай-ай-ай!.. Нехорошо.
— Надо б было им за межу съездить, — заметил Шереметев.
— Верно, Борис Петрович, — согласился царь. — Там бы еще и лягушатинкой оскоромились.
Когда впереди завиднелись стены Азова, Петр приказал палить из пушек, приветствуя гарнизон крепости. В ответ загремели тоже выстрелы. Почти все жители высыпали на стену, махали руками, шапками, выражая искреннюю радость от вида соотечественников, приплывших на своих кораблях. Наскучась на краю земли в вечной тревоге и страхе под боком у беспокойных соседей-крымцев, азовцы были в восторге от вида такой грозной силы, приведенной сюда самим царем. Радовались даже воры и грабители, сосланные с семьями не в Сибирь, как водилось ранее, а на житье в Азов. Петру надо было срочно заселять завоеванные места, и он указал судам: воров и татей {103} сечь, не калеча, и ссылать в Азов на вечное поселение. Так что ныне добрую половину его жителей составляли ссыльные.
Царя у трапа встретил комендант и инженер Лаваль, к которому и обратился Петр:
— Ну, кажи, братец, что ты тут настроил?
— Пожалуйте, ваше величество, — с достоинством поклонился инженер. — Я думаю, вам понравится.
Царь в сопровождении Лаваля и Меншикова обошел все вновь построенные башни и остался весьма доволен. Особенно ему понравились те, где бойницы смотрели на реку и через них были высунуты жерла пушек.
— Молодец! — похвалил царь Лаваля, похлопав одну из пушек. — А из этой двадцатичетырехфунтовой можно любой корабль поразить. А, Меншиков?
— Да, я мню, мин херц, с этого места весь фарватер как на ладони, — согласился фаворит. — Турок в Дон не сунется.
На радостях, довольный Лавалем и его работой, царь устроил пир, на котором пил «здоровье инженера Лаваля» и всех строителей, хотя добрая половина из них и была ссыльными, каторжанами. От щедрот довольного царя и им перепало по доброй чарке. Заработали, заслужили.
На следующий день царь на катере «десятке» — что означало десять весел — отправился в Таганрог, захватив с собой лот и шест, чтобы измерять глубины в устье Дона. Однако глубины его не порадовали. Почти все устье было забито наносами песка, во многих местах едва прикрытого водой.
За государем следовало несколько «шестерок» и «восьмерок», в которых плыла его свита, бояре и офицеры.
Таганрогской крепостью царь остался доволен, даже спросил Шереметева:
— Ну чем она хуже мальтийской?
Борису Петровичу не захотелось омрачать радостное настроение государя, согласился, что крепость «хорошая», однако ради справедливости изволил заметить:
— Там раскаты будут побольше да стены потолще.
Но особенно понравилась царю гавань, хорошо защищенная со стороны моря.
— Вот сюда мы и перегоним весь флот.
На следующий день царь вернулся в Азов и приказал найти ему старожила-рыбака. Такой сыскался. Царь угостил старика чаркой вина, приступил к расспросам:
— Скажи, неужто никогда вода не поднимается в устье?
— Отчего же? Поднимается иногда.
— Когда?
— Когда вверху много снегу за зиму нападет, хорошо весной подымается.
— Ну, весну ждать целый год мы не можем.
— Тоды ветер надо ждать с полудня. Он нагонит воду.
— Как часты нагоны? Сколько ждать его?
— Кто его знает. Може, завтра задует, а може, и через неделю, а то и через месяц. Когда как.