— Хорошо, герцог. Я ценю вашу услугу. Скажите же, где у вас самое слабое звено?
— Правее вашего первого удара, ваше величество. Там стоят рекруты, вчерашние крестьяне, они толком и стрелять не умеют.
Обезглавленная в самом начале боя армия, которую к тому же предали офицеры, кинулась к единственному мосту густой обезумевшей массой: «Спасайся, ребята!»
Автомона Головина, пытавшегося остановить этот поток бегущих, стоптали и едва не убили, признав в нем офицера. Лишь крик его адъютанта «Он русский!» спас ему жизнь.
Видя, что пехота ломится на мост, казаки начали соскакивать с коней и вести их в реку. Вода была холодная, даже кони вздрагивали, вступая в нее.
К Шереметеву подскакал Савелов:
— Борис Петрович, что стоим? Ваш фон вместе со штабом сдался королю.
— Врешь, сукин сын!
— Ей-богу, Борис Петрович, я сам видел, как он бежал с офицерами через фашины к шведам.
И Шереметев повернул к реке, тем более что его казаки давно уже митусились на ее свинцовых водах, уплывая на спасительный правый берег. Ржали кони, кто-то тонул, барахтаясь и моля о помощи, на которую вряд ли можно было рассчитывать в этой сутолоке всеобщего бега и страха.
У самой воды Борис Петрович соскочил с коня, перекрестился, сказал своему любимцу:
— Ну, Воронко, выноси, друг!
Ледяная вода словно обручем сдавила грудь, перехватила дыхание. Воронко, вскидывая высоко голову, похрапывая и кося на хозяина сизый глаз, перебирал под водой мощными копытами, плыл, как бежал бы и по земле. Боярин онемевшей правой рукой держался за седло, пытаясь левой огребаться, чувствуя, что вот-вот упустит скользкую луку седла. Упустит и мгновенно пойдет ко дну, весь напитанный, набрякший ледяной водой. Он не помнил, когда упустил седло, лишь услышал рядом крик:
— Имайся за хвост! За хвост!
Обеспамятевшего боярина выволок на берег казак Донцов. Придя в чувство, Борис Петрович увидел близко его лицо, мокрое, с обвисшими усами.
— Авдей.
— Слава Богу, жив боярин. Было-к ко дну не ушел.
— Воронко? Где Воронко?
— Воронко жив, вон стоит отряхивается. Я ж тебе кричал: имайся за хвост. Пошто не слушал?
Борис Петрович сел, его мутило. Все тело дрожало как осиновый лист. Он увидел на воде много голов, барахтающихся, плывущих людей. Но чего-то не хватало глазу. Наконец догадался:
— А где мост, Авдей? Мост?
— Он рухнул, боярин. Много народу на нем было, не выдержал. Сколь утопло наших, страсть!
Над рекой стоял крик и стон, с того берега неслась стрельба, ухали пушки. Шереметев догадался по интенсивной стрельбе, что там идет бой. На душе муторно стало: а я убежал. Донцов как будто уловил мысли спасенного боярина.
— То гвардейцы дерутся, Борис Петрович. Преображенцы и семеновцы. — И чтоб уж совсем успокоить боярина, добавил: — Им сам Бог так велел.
И действительно, гвардейцы, заняв круговую оборону, дрались отчаянно. Лишь с наступившей темнотой прекратилась стрельба. Шведы отошли, гвардейцы затаились.
Карл XII, сам бывший на передовой, воротясь в свой шатер, спросил Стейнбока:
— Так победа, генерал, или нет?
— Я думаю, победа, ваше величество, все русские бежали на другой берег, тут осталась горстка, не более полка.
— Но дерутся отчаянно, черти. А?
— У них безвыходное положение, ваше величество. Отступать некуда. Мост рухнул.
— Может, стоит им предложить почетный уход, генерал? Они заслужили это. Да и к тому и у нас силы невелики.
— Можно попробовать.
— Пошлите майора Боура {133} с барабанщиками, пусть пригласит кого из офицеров, лучше генерала.
В полночь в шатре короля появился имеретинский царевич Александр Аргилович. Лицо его было закопчено, видимо стоял у пушки.
— Генерал-фельдцейхмейстер, — представился вошедший.
Король с любопытством разглядывал русского генерала и, видимо, вполне оценил и его закопченное лицо, и гордый вид.
— Генерал, я предлагаю вам почетный выход из боя.
— Я слушаю ваши условия, ваше величество.
— С наступлением утра вы уходите на правый берег с личным оружием. Я оставляю его храбрецам. Но все пушки достаются мне.
— Мы уходим под своими знаменами, — не то спросил, не то молвил утвердительно Аргилович.
— Да, да. Я оставляю вам знамя. Вы храбро сражались, зачем же лишать вас чести.
— Благодарю вас, ваше величество, за великодушие.
Имеретинскому царевичу еще предстояло убедиться в коварстве короля. Но это случится утром. А сейчас Карл XII вроде даже являл заботу о гвардейцах:
— Мост разрушен, поэтому постарайтесь, генерал, к утру построить новый. Мы не станем мешать вам. Майор Боур, ступайте с генералом, обсудите детали, проследите исполнение.