— Слушаюсь, ваше величество!
Перед царем предстали трое: Репнин, Шереметев и князь Голицын Михаил Михайлович.
— И это все? — спросил Петр с горечью.
— Из старших все, государь, — вздохнул Голицын.
— Вы с ума сошли, братцы. В одном бою потерять почти весь офицерский состав. Как хоть случилось-то?
— В самом начале боя главнокомандующий фон Круи со всем штабом сдался королю, а за ним все его офицеры.
— Вот сукин сын! — Петр треснул крепкой ладонью по столу, словно из пистолета выстрелил, и, обернувшись к Меншикову, стоявшему у окна, передразнил: — А ты: «ох разумный, ох разумный». Вот тебе и разумный!
— Так я вижу, — промямлил фаворит, — вроде шибко умный, в этикете дока…
— Вот тебе и дока, обезглавил армию. Нет, не зря я не доверял французам. Не зря.
— Не доверял, а зачем брал, — упрекнул Меншиков.
— А что Автомон Михайлович? — спросил царь.
— Головина его же рекруты чуть не стоптали. Как началась стрельба, они кинулись на мост, он пытался остановить, да где там… Явился к нам в Преображенский с адъютантом, с нами и дрался.
— Погиб?
— Нет. Пленен.
— Как? Полковник Преображенского полка пленен?
— А когда мы по договоренности с Карлом выходили, унося раненых, король нарушил свой пароль [7]. В самый последний момент арестовал офицеров. Они шли сзади, замыкая строй, он и отсек их.
— Кто там еще был?
— Аргилович, Бутурлин, Вейде, Долгорукий…
— Яков Федорович? — Петр схватился за голову. — Моих самых близких, моих самых…
Присутствующим показалось, что царю даже горло перехватило. Он умолк на полуслове, словно захлебнулся горечью. Потом заговорил как бы с самим собой:
— Ах, брат Карл, брат Карл, нехорошо пароля не держать. Нехорошо. Не по-королевски. — Взглянув на стоявшую троицу перед ним, спросил: — Ну, что теперь будем делать, братцы?
— Что прикажешь, государь, — сказал Шереметев.
— Я-то прикажу, но исполнишь ли, Борис Петрович.
— Исполним, государь, на то мы и слуги твои.
Вечером адъютант доложил Петру:
— Ваше величество, к вам швед какой-то.
— Швед? — удивился царь. — Пусть войдет.
В комнату вошел шведский офицер при шпаге, подкинул к шляпе руку в приветствии.
— Майор Боур, ваше величество, — представился он. — Прошу принять меня на службу в русскую армию.
Петр с Меншиковым недоуменно переглянулись. Наконец царь спросил:
— Позвольте, майор, судя по вашей форме, вы из армии короля Карла XII.
— Да, ваше величество, я командовал батальоном у короля.
— Вы швед?
— Нет. Я голштинец, ваше величество.
— Но король победил, что же заставило вас покинуть его?
— Он опозорил мое имя офицера.
— Как?
— Я от имени короля вел переговоры с вашими гвардейцами, поскольку знаю русский. Его именем обещал им беспрепятственный переход через реку, дав им честное слово офицера. Но утром, когда эти полки стали переходить по мосту на правый берег, имея в арьергарде {134} своих офицеров, король приказал отсечь их от полка и пленить. Карл не сдержал слово и опозорил меня, и я не хочу служить ему. Я честный офицер и дорожу своим именем.
— Как вас зовут?
— Родион Христианович, ваше величество.
— Данилыч, — повернулся Петр к Меншикову, — иди позови Бориса Петровича.
Меншиков вышел, царь заговорил:
— Родион Христианович, вы сами видите, в каком мы расстройстве после этой конфузии. Не пожалеете ли, что переходите к нам?
— Нет. Не пожалею, ваше величество. Я наслышан о вас как о честном и трудолюбивом государе, а для меня это дороже всего — служба у честного монарха.
Когда Шереметев пришел, Петр сказал ему:
— Борис Петрович, у вас, кажется, есть вакансия в драгунских полках?
— Увы, есть, ваше величество.
— Вот майор Боур, дайте ему драгунский полк — и в дело.
— Но-о… — нахмурился Борис Петрович, настороженно всматриваясь в незнакомца. — Он же… Он же швед вроде…
— Не швед, голштинец. Берите, Борис Петрович, не пожалеете, а то отдам Репнину.
— Клянусь честью, вы не пожалеете, ваше превосходительство, — сказал вдруг Боур.
— Ну что ж, — вздохнул Шереметев, — мало нам было де Круи… Так и быть…
— Тут другой случай, Борис Петрович. Майор расскажет тебе. Ступайте.
Когда Шереметев и Боур ушли, Петр сказал Меншикову:
— Ну вот, хоть и малая, но утеха. Король бесчестно пленил моих офицеров, а ко мне его офицер сам пришел. Это о чем говорит, Данилыч?