Узнав обо всем этом, Борис Петрович сел за письмо «первому министру» Головину: «Федор Алексеевич, государь мой, я ныне в Казани живу как в крымском полону. Ныне, пожалуй, подай мне помощи, отзови меня в Москву. Зело я, государь, опасаюся, чтоб не учинилось на Уфе от башкирцев, как и в Астрахани, а я вижу, что зреет. А как сделается, мудро будет унимать и усмирять… не таково время, чтоб их слишком злобить, полно нам покуда шведов».
Однако граф Головин, несмотря на свою власть, не решился отзывать фельдмаршала в Москву, но велел «итить до Саратова, дабы оттуда весной двинуться к Астрахани к усмирению бунта».
Таким образом Головин отдалял Шереметева от казанского воеводы Кудрявцева, большего он не смог ему сделать, потрафить.
В марте Шереметев с полками подошел к Черному Яру, тоже, по его сведениям, присоединившемуся к астраханским бунтовщикам. Однако черноярцы, наученные своим воеводой Вашутиным, завидев регулярное войско, вышли ему навстречу с повинной, неся плаху с воткнутым в нее топором. Все без шапок рухнули ниц.
— Вот, батюшка воевода, наши головы, а вот плаха, вели рубить али миловать.
— Я милую вас, — молвил фельдмаршал, не слезая с коня. — Пусть все сдадут оружие, какое имеется.
Он проехал к городской канцелярии, там встретил его черноярский воевода Вашутин:
— Здравия вам, господин фельдмаршал.
— Ты воевода?
— Да, ваше высокопревосходительство.
— Бунтовались твои люди?
— Да, были астраханцы, мутили народ. А ушли, я и уговорил черноярцев не слушать, покориться государю. Согласились почти все, а кто не согласен был, того прогнали.
— Все равно, Вашутин, придется твоим сдать огнестрельное оружие.
— А как же мы? А ну разбойников нанесет.
— Я оставлю тебе солдат с полтысячи с добрым офицером.
— Ну тогда другое дело.
— Савелов, — подозвал Шереметев своего генерал-адъютанта, слезая с коня, — проследи, чтоб сдали ружья, пушки, если таковые имеются. Сабли, алебарды {187} оставь им. Воевода поможет, он знает, у кого что имеется.
Шереметев направился в канцелярию, сопровождаемый Вашутиным. Туда же прибыл командир Петербургского полка Петр Матвеевич Апраксин — старший брат Федора Апраксина — друга фельдмаршала. С Шереметевым старший брат не очень ладил, тая на него обиду. Когда-то, воюя в Ингрии, он попросил царя добавить ему три полка, тот эту просьбу переадресовал фельдмаршалу: «Выдели три полка Апраксину». Шереметев от щедрот своих отправил один полк. Петр Матвеевич пожаловался государю, но тот уже не стал докучать фельдмаршалу вторично, так как знал его ответ: «Самому нужны».
Ныне государь отправил Апраксина в распоряжение Шереметева с предписанием: «Как только буде погашен бунт, объявить губернатором Астрахани Петра Матвеевича Апраксина, дабы, взяв власть в городе, смог он там навести порядок».
Здесь же в канцелярии находился и Щепотьев, ставший едва ли не тенью фельдмаршала.
Дабы поднадзорный не забывался, едва войдя в горницу, Щепотьев сказал ему негромко, но нравоучительно:
— Миловать надо именем государя, Борис Петрович.
— Я уже так миловал в Казани, — огрызнулся фельдмаршал. — Не тебе мне указывать.
Апраксин, войдя, перекрестился, молвил:
— Слава Богу, без крови обошлось. Может, и в Астрахани так же случится.
— Возможно, — согласился сухо Шереметев.
— Ты вроде недоволен, Борис Петрович, — сказал Апраксин, присаживаясь к столу.
— Я? — переспросил Шереметев. — Я очень доволен, — молвил с нажимом. И, покосившись на Щепотьева, недружелюбно: — Яйца курицу учить начинают, как тут не быть довольным?
Сержант не остался в долгу, отвечал с язвительной усмешкой:
— Если яйца золотые, у них не грех и поучиться.
Фельдмаршал фыркнул, поднялся и, направляясь к двери, сказал последнее:
— Не все золото, что блестит, сопля тоже поблескивает. — И вышел, хлопнув дверью. За ним выскользнул и Вашутин.
Апраксин догадывался о причине плохого настроения фельдмаршала, даже сочувствовал, однако «соплю» трогать не решился, только, вздохнув, спросил Щепотьева:
— Сколько еще до Астрахани?
— Двести пятьдесят шесть верст.
— Неблизко.