Хотя фон Манштейн был осведомлен и обеспокоен религиозными гонениями нацистов, он мало что знал о расовых гонениях.[12] Он знал, что евреев подталкивают к эмиграции и что на них распространяются законы об ограничениях на профессию. А когда это коснулось армии, Манштейн рискнул своей карьерой, чтобы выступить с протестом. Он полагал, что это очередная хулиганская выходка нацистов. Манштейн ничего не знал о концентрационных лагерях и жестокостях, творившихся в них. Лагеря были изолированы и охранялись отборными головорезами СС. Освобожденные из них не осмеливались рассказывать о своих испытаниях. Существовала строжайшая цензура. За пределами Германии нам было многое известно из рассказов бывших заключенных, покинувших страну. В самой Германии об этих ужасах знали очень немногие.
В 1937 г. отношение фон Манштейна к режиму выглядело достаточно типичным для среднего прусского офицера. Он питал неприязнь и презрение к личному составу партии, не одобряя то немногое, что знал об их расовой политике, и испытывал беспокойство по поводу их религиозной политики; он восхищался Гитлером и находился под впечатлением как социальных достижений его внутренней политики, так и поразительных успехов во внешней. Манштейн не испытывал антипатии к подавлению демократии и политических оппонентов. Прусские офицеры никогда не считались демократами. Они всегда служили государю. Они одобряли того, кто правил государством, безо всяких оговорок.
От хорошо знавших фон Манштейна я почерпнул информацию, что во времена своей влиятельности он более откровенно критиковал партию, чем сейчас. Тогда, по их словам, его откровенность пугала. Однако не в его характере плохо отзываться о побежденных, и в беседах со мной он, по возможности, всегда высказывался уважительно о тех, кто покоится в бесславных могилах. В Германии такое редкость.
Глава 2
Предвоенные годы
Примерно с 1937 или 1938 г. беспокойство Манштейна ведением Гитлером иностранных дел и его отношением к армии неуклонно нарастало.
Гитлер крайне редко советовался с армией в политических вопросах. Его решение выйти из весьма популярной в Германии Лиги Наций стало неприятным сюрпризом для Генерального штаба. Германская армия, состоявшая тогда не более чем из десяти дивизий, опиралась на предполагаемый план, что в случае вторжения Лига Наций выступит на стороне Германии. И в самом деле, такой план был единственно возможным, опираясь на который могла действовать столь маленькая армия. Армии отводилась роль предотвращения оккупации спорных территорий – таких, как Верхняя Силезия, – до вмешательства Лиги Наций. Гитлер, не посоветовавшись с армией, теперь игнорировал эту поддержку, тогда как армия в это время была не в состоянии защитить Германию от любого из ее более крупных соседей. К несчастью, суждение Гитлера о нерешительности Лиги Наций оказалось верным.
Приказ о вторжении в Рейнскую область стал полной неожиданностью для Манштейна, который в то время был начальником оперативного отдела Генерального штаба. Ему дали только несколько часов на подготовку войск к маршу. В область вторглись 3 дивизии. Считалось, что французы способны быстро мобилизовать 13 дивизий. Бломберг и фон Фрич обратились к Гитлеру, уговаривая его отозвать немецкие войска. Гитлер отверг их просьбу, и снова оказался прав. Французы даже не двинулись с места. С этого момента Гитлер приобрел власть над высшим армейским командованием.
Во время аншлюса (присоединения) Австрии фон Манштейн, с октября 1937 г. замначальника Генерального штаба, исполнял обязанности начальника Генерального штаба. В два часа утра он получил вызов от Гитлера и был проинформирован, что, в связи с решением Курта Шушнига (канцлер Австрии в 1934–1938 гг.) о проведении 13 марта 1938 г. плебисцита (о независимости Австрии), Германия вынуждена решить этот вопрос силовым путем. Ему было приказано к 6 часам утра представить свои предложения по оккупации Австрии. У Генерального штаба не имелось готового плана. Необходимо было импровизировать. Царило глубокое замешательство, поскольку любое сопротивление сорвало бы всю операцию. Но снова Гитлер оказался прав.
В промежуток времени, кульминацией которого стал аншлюс, Гитлера все сильней раздражала оппозиция Верховного командования его все более агрессивной политике, и Гиммлер извлек пользу из этого раздражения. Пост военного министра и главнокомандующего занимал генерал Бломберг. В 51 год он получил это назначение через головы многих старших офицеров, в основном по рекомендации полковника Вальтера фон Рейхенау (с 1940 г. генерал-фельдмаршал), одного из немногих офицеров (о котором мы еще услышим), тесно сотрудничавших с нацистами. Сам Бломберг не был нацистом и представлял собой более чем привлекательную фигуру, наделенную юношеским рыцарским энтузиазмом. Старшие офицеры рейхсвера, обиженные его взлетом по службе, называли его не иначе как «Hitler Boy Quex» в честь примерного героя нацистского пропагандистского фильма о юном гитлеровце, погибшем во время распространения листовок среди коммунистов. Бломберг считался ярым поклонником Гитлера. Фон Фрич, главнокомандующий сухопутными войсками, был человеком совсем другого склада. На должность его поставил сам фон Гинденбург, и он слыл солдатом с незаурядными способностями и незапятнанной репутацией. Фрич олицетворял собой все то нерушимое, что имелось в прусской военной аристократии.
12
Этому утверждению противоречит его приказ от 20 ноября 1941 г. Там, в частности, говорится, что «каждый солдат обязан до конца осознать необходимость сурового, но справедливого возмездия недочеловекам – евреям».