6. Около 10 января 1943 г. я находился у квартирмейстера штаба главного управления 6-й армии подполковника Куновского. Подполковник Куновский дал мне перевести одну бумажку, которая была написана на русском языке. Это было заявление — просьба от русских военнопленных, которые просили кушать, они страдали от голода. Я перевел бумажку и в резком тоне требовал помощи: «Военнопленных не можем мы вмешивать в нашу катастрофу». Если я тогда ничего не знал, что происходило в лагере военнопленных, а именно в лагере Алексеевка, то об этом должно было знать командование 6-армии. Возможно, было то, что письменные рапорта и заявления о помощи от коменданта лагеря не попали в руки отдела квартирмейстера командования 6-й армии. Они, по всей вероятности, все время адресовались «группе 2» штаба квартирмейстера командования 6-й армии, которая до окружения занималась обработкой дел пересыльного лагеря № 205. Эта группа в «котел» не попала, поэтому возможно, что адресованные рапорта из окружения были вывезены и не попали в руки подполковника фон Куновского, но комендант сообщал сам лично и через офицеров, и эти сообщения должно было получить командование 6-й армии. Несмотря на то что армия ничего не предприняла по снабжению военнопленных, остается, по меньшей мере, преступление в виде отказа, за которое несет основную часть вины фон Куновский.
11 или 12 января подполковник фон Куновский доложил начальнику штаба, генерал-лейтенанту Шмидту, о голоде в лагере военнопленных № 205. Последний решил, что так как снабжение «котла» воздушным путем стало уже безнадежным, то военнопленные должны быть переведены в район, который в ближайшие дни будет сдан русским (поблизости от Дубининского аэродрома). Так как это мероприятие доказывало русскому командованию предстоящее крушение 6-й армии, а также действовало тревожно на немецкие войска, в приказе, который диктовал генерал Шмидт подполковнику Куновскому, было сказано, что военнопленные будут переведены на Дубнинский аэродром, так как они должны быть выведены из «котла». Этот изданный 12 января приказ, повлекший за собой передачу военнопленных Красной армии, был направлен корпусам и дивизиям, но не пересыльному лагерю №205. Основания для этого были неясными, но все равно приказание не могло быть выполнено: во-первых, большая часть военнопленных не была в состоянии проделать этот марш (очень многие там уже умерли), во-вторых, 12 января началось русское наступление, которое все перевернуло и окончательно уничтожило «котел».
Одинаковую ответственность за смерть свыше 2000 военнопленных несут подполковник фон Куновский, командующий армией генерал лейтенант Шмидт, как и главнокомандующий генерал-фельдмаршал Паулюс. Они формально и фактически ответственны за все, что происходило в пределах армии. Появившееся позднее утверждение генерал-лейтенанта Шмидта о том, что он ничего не знал о наличии лагеря, не убедительно: двукратный подвоз военнопленных в лагерь № 205 есть чисто тактическое мероприятие, оно могло быть подписано только командованием. Следовательно, он должен знать о лагере и наблюдать за снабжением военнопленных. Что генерал-фельдмаршал Паулюс, как он меня часто уверял, ничего не знал о лагере в Алексеевке — это правдоподобно, в «котле» так много было сконцентрировано в полном беспорядке собственных и посторонних войсковых частей, что это не могло быть неожиданным, но это ни в чем не изменяет его принципиальной ответственности. Что оба — Шмидт и Паулюс — несут за это ответственность, что слишком молодой и совершенно не доросший до своих задач офицер Куновский был поставлен руководить снабжением окруженной сталинградской группировки, вследствие этого не справлялся с работой — я уже упоминал.
Я выражаюсь кратко: по-моему впечатлению, речь идет не о намеренном преступлении в Алексеевке, а о преступном бездействии. Часть вины за это падает, если анализировать точно, 15% — на коменданта лагеря, подполковника Керперта, по 30% — на исполнявшего должность армейского квартирмейстера фон Куновского и командующего армией генерал-лейтенанта Шмидта, 25% — на главнокомандующего армией генерал-фельдмаршала Паулюса.
В заключение я еще раз должен указать на то, что, согласно приказу, мной описаны мои впечатления об Алексеевке постольку, поскольку это все мне известно по моим знаниям и совести, но я все же не очевидец и образ «котла» дал, основываясь на разговорах, имевших место с участниками 2,5 года тому назад.
Фон Пецольд,
подполковник Генерального штаба
Приложение 16
17 января 1951 года.
По поводу газетных сообщений о ремилитаризации Западной Германии.
О генерале от инфантерии бывшей германской армии Хойзингере.
1. Предварительные замечания.
а) До осени 1940 года я следил за продвижением генерала Хойзингера на расстоянии, а с осени 1940 года по январь 1942 года я работал вместе с ним в Генеральном штабе армии (ОКХ).
б) В настоящее время Хойзингеру должно быть около 55 лет.
в) Для того чтобы были понятны употребляемые в последующем изложении названия «Войсковое управление» и «Подготовка помощников командиров», я коротко поясняю:
По Версальскому договору, Германии было запрещено иметь Генеральный штаб и военную академию.
Функции Генерального штаба в рейхсвере выполняло «Войсковое управление министерства рейхсвера». Вместо обучения в военной академии существовала совершенно равноценная «подготовка помощников командиров».
Продолжительность этой подготовки (3 года), учебный материал и препо давательский состав были те же, что и в военной академии.
Разница была только в дислокации учебных курсов. Учеба по трехлетней программе, в зависимости от обстоятельств, проводилась: в первые два года по месту дислокации командования военного округа, а на третий год — при учебном отделе Войскового управления министерства рейхсвера.
2. Служебная деятельность генерала Хойзингера.
Хойзингер был произведен в офицеры во время Первой мировой войны. По окончании ее он, в чине лейтенанта, а затем — старшего лейтенанта, служил в 15-м пехотном полку рейхсвера (дислоцировался в Касселе).
В конце 1920 г. он лучшим из выпуска закончил курс подготовки помощников командиров, следствием чего было то, что приблизительно в 1930 г. он был назначен в 1-й отдел Войскового управления министерства рейхсвера (впоследствии носивший название Оперативного отдела Генерального штаба армии).
В этом отделе он прослужил, имея первоначально звание капитана, а в последнее время — генерала от инфантерии, до 20.7.44 г. с небольшим перерывом для строевой службы, относящимся к предвоенному периоду.
Осенью 1940 г., будучи полковником, он назначается начальником Оперативного отдела Генерального штаба армии.
В качестве начальника оперативного отдела он принимает участие в разработке плана «Барбаросса».
Осенью 1941 г. ему было присвоено звание генерал-майора. Он был будто бы ранен, как мне рассказывали, при покушении на Гитлера 20.7.44 г., вследствие чего до конца войны уже не возвращался к службе.
3. Оценка генерала Хойзингера.
Еще во время «подготовки помощников командиров» он приобрел себе славу «тактического и оперативного ума», которую удерживал за собой и в последующие годы.
В то время, когда я его знал (см.п.1), он представлял собой человека умного, трезвого в суждениях и обладающего необычайной работоспособностью.
Он умел целесообразно расставить по рабочим местам офицеров Генерального штаба, принадлежавших к его отделу. Организация работы была у него образцовая. Впустую у него ничего не делалось.
В служебных делах он был энергичен, держался же скромно. Он не придавал значения внешним знакам одобрения. Дело у него стояло на первом плане, и все, что, по его мнению, не имело отношения к делу, отодвигалось им в сторону.
Если принимались решения, которые шли вразрез с его предложением, он выполнял их, верный чувству долга.