Паулюс: «Ничего, плен еще вреднее».
Шмидт: «Надо набраться терпения».
Встают. Утренний туалет. Завтрак.
Приезжает майор Озерянский из РО за Шмидтом. Его вызывают на допрос.
Шмидт: «Наконец заинтересовались и мной» (он был несколько уязвлен, что его не вызывали раньше).
Шмидт уезжает. Паулюс и Адам ложатся. Курят, потом спят. Затем ждут обеда. Через пару часов возвращается Шмидт.
Шмидт: «Все то же — почему сопротивлялись, не соглашались на капитуляцию и т.д. Говорить было очень трудно — плохая переводчица. Не понимала меня. Так переводила вопросы, что и я не понимал ее.
И, наконец, вопрос: моя оценка оперативного искусства русских и нас. Я, конечно, отвечать отказался, заявив, что это вопрос, который может повредить моей родине. Любой разговор на эту тему после войны».
Паулюс: «Верно, я ответил так же».
Шмидт: «Вообще все это уже надоело. Как они не могут понять, что ни один германский офицер не пойдет против своей родины».
Паулюс: «Просто нетактично ставить перед нами, солдатами, такие вопросы. Сейчас на них никто отвечать не будет».
Шмидт: «И всегда эти штучки пропаганды — не против родины, а для нее, против правительства и т.д. Я уже как-то заметил, что это только верблюды 1918 года разделяли правительство и народ».
Паулюс: «Пропаганда остается пропагандой! Даже курса нет объективного».
Шмидт: «А возможно ли вообще объективное толкование истории? Конечно, нет. Взять хотя бы вопрос о начале войны. Кто начал? Кто виноват? Почему? Кто может на это ответить?
Адам: «Только архивы через много лет».
Паулюс: «Солдаты были и останутся солдатами. Они воюют, выполняя свой долг, не думая о причинах, верные присяге. А начало и конец войны — это дело политиков, которым положение на фронте подсказывает те или иные ре шения».
Далее разговор переходит на историю Греции, Рима и т.д. Говорят о живописи и археологии. Адам рассказывает о своем участии в экспедициях по раскопкам. Шмидт, говоря о живописи, авторитетно заявляет, что германская является первой в мире и лучшим художником Германии является... Рембрандт (?!), якобы потому, что Нидерланды, Голландия и Фландрия — «старые» германские провинции.
Так продолжается до ужина, после которого ложатся спать.
5 февраля 1943 года.
Утром 5 февраля я получаю распоряжение вернуться обратно в отдел, в связи с передислокацией. Пребывание с генералами окончено.
Тарабрин
ЦА ФСБ РФ, ф.14, оп.5, д.173, л.178-180. Подлинник.
Приложение 22
Письмо заместителя наркома обороны СССР Л.Мехлиса наркому ВД Л. Берия, с приложением копии письма Д.Мануильского о положении в лагере для военнопленных.
28 августа 1941 г.
НКВД — тов. Б Е Р И Я
В письме на мое имя тов. Мануильский сообщает о некоторых беспорядках в лагере военнопленных, находящемся южнее Рязани.
Посылаю Вам копию этого письма.
Заместитель народного комиссара
оброны Союза ССР
армейский комиссар 1-го ранга Л.Мехлис
Заместителю народного комиссара обороны
тов. Л.З.Мехлису
По поручению Секретариата ЦК ВКП(б) в один из лагерей военнопленных, находящийся южнее Рязани, была послана группа товарищей для выяснения настроения военнопленных. В числе этой группы были и три работника учреждения, в котором я работаю. То, что сообщили они мне, я считаю необходимым довести до Вашего сведения.
Среди военнопленных своей наглостью выделяются немецкие военнопленные, особенно их фашистская часть. Если румынские военнопленные, в большинстве своем по социальному положению бедняки-крестьяне, быстро поддаются обработке, то немецкие военнопленные держатся обособленно, ведут себя по отношению к румынам как «высшая раса» и в подавляющем большинстве случаев отвечают нагло на вопросы наших людей, расхваливая свои фашистские порядки. Среди немецких военнопленных, видимо, продолжает работать ячейка фашистской организации из офицеров, фельдфебелей и других матерых врагов, в прошлом членов гитлеровской партии, терроризирующая рядовых солдат и распространяющая самые подлые слухи. Так, фашистские воротилы уверяют солдат, что «германская армия находится у ворот Ленинграда», что «Москва окружена» и что скоро Гитлер освободит военнопленных. Дело доходит до того, что солдат, изъявивших желание написать заявление против Гитлера, на другой день не могли найти в лагере, так как старосты, в большинстве случаев фельдфебели и члены фашистской организации, скрывают таких солдат и саботируют распоряжения нашей лагерной администрации. Совершенно ненормальным является такое положение, когда рядовая солдатская масса смешана в одном помещении с офицерами, с бандитами из штурмовых отрядов, подвергаясь обработке со стороны последних. Жизнь военнопленных организована таким образом, что на местах «старост» оказываются прежние фашистские начальники, привлекающие нашу лагерную администрацию тем, что они «молодцевато» на поверках строят военнопленных и внешне выказывают образец военной дисциплины. А на деле получается то, что при этой системе вместо разложения гитлеровской дисциплины происходит ее укрепление и сохраняется вся та гитлеровская система чинопочитания, которая мешает освобождению солдат из-под влияния офицеров, фельдфебелей и прочей фашистской иерархии.
Необходимо также обратить внимание на то, что в лагере нет дифференцированного подхода к военнопленным, не выясняется их социальное положение, не всегда изучаются захваченные у них фотографии, документы, могущие пролить свет на политическую физиономию военнопленного.
Режим, господствующий в лагерях для военнопленных, гуманный и мягкий. Но если такой режим допустим в отношении румынских и венгерских солдат, инстинктивно ненавидящих немецких фашистов, и рядовых немецких солдат, обманутых фашистами, то он недопустим в отношении фашистских бандитов, продолжающих в лагере вести себя так, как будто бы они были у себя дома. Нужно учесть, что эта порода фашистского отребья понимает только разговор силы и гуманное отношение к ним рассматривает как проявление слабости с нашей стороны.
Исходя из вышеизложенного, я считал бы целесообразным:
а) выделить в лагерях от остальной массы военнопленных фашистских офицеров, фельдфебелей, летчиков, громивших наши города и селения, членов штурмовых отрядов и гитлеровской партии и поставить их в такое положение, в каком находятся антифашисты в концентрационных лагерях в Германии;
б) в отношении немецких военнопленных, упорно защищающих свои фашистские порядки и свою злодейскую войну против СССР, отказываться от проявления излишней гуманности и обращаться с ними, как они этого заслуживают, ставя их в более тяжелое положение, чем других военнопленных;
в) на посты лагерных и барачных старост назначать тех рядовых солдат, которые проявили антифашистские настроения и доказали их на деле;
г) всякую попытку враждебной СССР агитации пресекать суровыми мерами военного времени в соответствии с советскими законами.
Д.Мануильский
15 августа 1941 г.
ЦА ФСБ России, ф.3, оп.8, д.189, л.561 (подлинник), 562-564 (копия).
Приложение 23
Телефонограмма № 24-49 от 9.1.43 г. 20.00
П Р И К А З!
(объявить до роты включительно)
Последнее время русские предпринимают неоднократные попытки войти в соглашение с армейским командованием или нижестоящими подразделениями.
Что они хотят — ясно.
Различными обещаниями и заверениями сломить нашу волю к сопротивлению.
Все мы знаем, что нас ждет, если армия сложит оружие.
Большинству из нас грозит неминуемая смерть или от вражеской пули, или от голода и страданий в кошмарном сибирском плену.
Ясно одно — кто сдастся в плен, своих близких уже никогда не увидит.
Для нас остается — бороться до последнего патрона, несмотря на холод и голод.
Все предложения отклонены, а парламентеры прогнаны огнем.
И мы будем твердо продолжать начатое дело, пока им руководят.
Паулюс