Я подумаю еще, как это сделать.
14 августа 1944 года. Сегодня я принял осознанное и правильное решение о вступлении в "Союз немецких офицеров". Я сделал это потому, что в течении последних 34 лет я был прежде всего офицером.
Вечером я передал господину полковнику текст моего обращения к группе армий "Норд". Оно получилось небольшим по объему, но довольно емким по содержанию. Я думаю, что обращение найдет должный отклик как у генерал-полковника Шернера, так и у солдат и офицеров его армейской группы: как мне сообщил господин полковник, оно будет посредством радио передано многократно на разных частотах.
29 августа 1944 года. Мои друзья сегодня сообщили мне, что на собрании военнопленных в лагере № 27, созванном по поводу моего вступления в "Союз немецких офицеров" и выступления с обращением к немецкому народу, один из профашистски настроенных офицеров выкрикнул в мой адрес: "Свинья!" Установить этого человека не удалось.
После собрания некий лейтенант Бисманн заявил: "Если Паулюс еще не был сумасшедшим, то в Москве его теперь свели с ума", а некий лейтенант Крегер сказал: "Можно себе представить, что через 1,5 года Паулюс дал себя сломать". Ему вторил якобы некий обер-лейтенант фон Буркерсроде: "Паулюс несколько дней тому назад вступил в СНО, у него слегка крыша не в порядке". Вот вам и субординация...
Да, работать с таким контингентом очень сложно - у Гитлера было значительно больше времени для их воспитания.
31 августа 1944 года. Радостная весть - группа военнопленных офицеров румынской армии, под воздействием моего и группы офицеров заявления, в количестве 27 человек, подали заявление с ходатайством об отправке на фронт, в Румынию. Они рассматривают заявление как шаг к общей победе над врагом свободолюбивых народов.
Однако не все так хорошо. В лагере № 160 у группы офицеров мое заявление вызвало растерянность.
10 сентября 1944 года. Сегодня беседовали с полковником Болье снова о Сталинграде, и я рассказал ему, как ответил фюреру, когда получил приказ о взятии Сталинграда. Я ему написал: "Ваш приказ будет выполнен! Да здравствует Германия! Пусть живет Германия!" В эту фразу я вложил особый смысл: пусть живет Германия, а не погибнет, как мы. Гитлер это, конечно, понял.
Сталинградская битва имеет три периода: наступление, оборона и преступление. Сколько этому человеку ни делай, он все говорит: мало, достань луну с неба! Между любовью и ненавистью расстояние невелико. Теперь моей ненависти нет пределов.
Вечером, в беседе с генералами, снова затронули эту тему. Я сказал, что до последнего момента все думал, что у Гитлера самые лучшие намерения, что правительство все же перестроится каким-либо образом и отступится от своей политики. Сегодня мы можем оставить эту мысль, как совершенно бесполезную.
Признаваясь откровенно, я должен сказать, что верил в национал-социализм. Все генералы не должны забывать, что были под его влиянием, так как перед нами стояла большая сила, которая, казалось, была способна достичь поставленных целей, а цели эти были прекрасные...
Никто из генералов не мог предполагать, что таков будет исход, так как нельзя же требовать, чтобы человек был пророком - ведь все могло сложиться совершенно иначе. Я был убежден в том, что не должен примыкать к движению.
Я говорил себе: положение таково, что со спокойной совестью я не могу участвовать в этом движении, так как не знаю, как обстоят дела на родине. Однако настоящее положение вещей доказывает, что я глубоко ошибался.
Убедительным моментом явилось открытие второго фронта, а также мысль, на которую меня навели генералы - просто невозможно в настоящее время действовать в соответствии с чисто военными законами. Все эти моменты побудили меня с тяжелым сердцем отойти от прежнего убеждения и прийти к другому.
Если уж я вступаю в борьбу, то я не могу играть роль, которую мне предписывают, иначе я не что иное, как объект, который используется организацией. Я сказал, что полностью включился в движение, но нужно же иметь какую-то точку опоры, за которую можно было бы держаться, так как я не могу так просто выставлять свое имя, как если бы поставили во главе лейтенанта или ефрейтора - это было бы совсем другое дело.
Здесь дело не в формальностях, а в моем отношении к "Офицерскому союзу", в моем положении.
23 сентября 1944 года. Сегодня господин полковник кратко проинформировал меня, что мое вступление в "Союз не мецких офицеров" и воззвание к германскому народу произвели на военнопленных лагеря № 97 большое впечатление.
Профашистски настроенная часть немецких офицеров с возмущением встретила мое воззвание, тогда как раньше (до воззвания) эта часть офицеров всегда ставила меня в пример.
В то же время, как только стало известно о моем вступлении в СНО и воззвании к немецкому народу, эта профашистски настроенная часть изменила свою точку зрения и начала меня характеризовать как плохого командующего, называя "изменником". Таковы уж реалии нашего времени. Впрочем, их мнение меня волнует мало.
14 октября 1944 года. Сегодня беседовали с генералом Штреккером насчет того, чтобы новые генералы в прямой и ясной форме просили об их вступлении в Союз. Они должны и уже готовы сделать, наконец, решительный шаг во имя спасения Германии, так как настоящие события требуют этого, ждать больше нельзя и колебаться тоже.
Поговорив с каждым из генералов в отдельности, я убедился, что они так и поступят.
После разговора с новыми генералами я еще раз пришел к выводу о том, что война для Германии окончательно проиграна, что правительство бессовестно обходится с народом и старается выгородить себя. Несостоятельность гитлеровского правительства очевидна. Факт повешения фельдмаршалов возмутителен - это переходит всякие границы. Безумное руководство - трезво мыслящий человек даже представить себе не может подобного безумия.
Кроме всего, зверства. В Белоруссии нашими истреблено 800 000 евреев. В этом виноват прежде всего Гитлер, потому, что именно он в войне с Россией сделал виновным весь свой народ.
26 октября 1944 года. Сегодня я дал согласие господину полковнику выступить по радио с ответом на гитлеровскую пропаганду, обвиняющую "Союз немецких офицеров" и его президента - генерала фон Зейдлица в предательстве. Через два дня это выступление многократно передавалось по радио.
7 ноября 1944 года. Сегодня в беседе с генералами Штреккером, Лейзером и полковником Болье затронули румынскую тему.
Я сказал, что румыны очень непостоянные люди: они то за одних, то за других. Сначала были врагами русских, теперь друзья. Умеют нравиться, если им нужно. Вежливы, приятны, но и хитры.
Потом поговорили о демократии. Сошлись во мнении, что Англия и Америка хотят создать в Германии демократическое правительство, но они себе мыслят иную демократию, нежели Национальный комитет. Германии нужна своя демократия, немецкая задача Национального комитета - помочь народу преобразовать Германию, растолковать ему все прежние ошибки.
16 ноября 1944 года. Сегодня посетили объект № 20. Да, время мы провели хорошо. Но, как и везде, на 20-м объекте говорят об одном и том же. Все о демократии. Но не все имеют ясное представление о том, что значит демократия. Если перестроить государство и создать там демократическое правительство, то здесь возникает вопрос - какая демократия будет? Буржуазная или пролетарская?
Никто этого вопроса пока не разрешил. А вообще на 20-м хорошо. Тут приятное общество. Мне генералы сразу же сказали: "Вам, фельдмаршал, мы во всем доверяем". Правда приятные люди.
Русские правильно распределяют пайки - генеральские, офицерские и солдатские. Что же, генералу и солдату давать одно и то же? Каждый получает по чину, и это правильно.
28 ноября 1944 года. Во время прогулки ко мне подошел генерал Латтман, и мы вновь говорили о личной ответственности перед народом и перспективах нашей работы. Когда же я подписываю листовку, я должен знать, к кому я обращаюсь, нужно быть убежденным и уверенным в том, что ты предлагаешь.