Прибыв в Петербург, Репнин тотчас направился в коллегию иностранных дел. Безбородко оказался на месте.
— Быстро приехал. Молодец! — похвалил он. — Значит, есть ещё порох в пороховнице.
— Как я понял из вашего письма, меня желает видеть сам государь? — не придал значения его комплименту Репнин.
— Да, да, у государя есть к вам разговор, и разговор весьма серьёзный, зело серьёзный.
Безбородко рассказал о плане создания коалиции европейских стран, направленной на предотвращение агрессивных действий Франции.
— Но насколько мне известно из газет, которые я получаю из Вены и Берлина, эти действия уже имеют место.
— Да, но их можно и нужно остановить, а захваченные французами земли освободить. Как на это смотрите?
— На что? — не понял Репнин.
— Ох, разве я вам ещё не сказал?.. Для создания упомянутой коалиции государь желает использовать ваш богатый опыт дипломатический работы. Вы должны поехать в столицы европейских держав и добиться их согласия участия в коалиции. Согласны поехать?
— Вы считаете, что у меня есть выбор?
— О выборе речи быть не может, но вы можете высказать своё мнение лично государю.
— Я солдат, а солдаты не вступают в обсуждение приказов своих начальников.
— В таком случае не будем терять время. Мы ещё успеем застать императора в его рабочем кабинете…
Император встретил Репнина таким строгим и вместе с тем холодным взглядом, словно был им недоволен. К первому министру, наоборот, отнёсся с подчёркнутой доброжелательностью.
— Вы с князем уже говорили? — спросил у Безбородко.
— Да, князь в курсе дела.
— Когда выезжаете? — обратился Павел к Репнину и, не дожидаясь его ответа, приказал: — Должны отправиться завтра же, не теряя попусту ни одного часа.
— Но перед этим я должен, наверное, получить какие-то инструкции?
— Инструкции готовы, вы можете получить их в коллегии иностранных дел. Главная инструкция — объединить против Франции всю Европу. Вы меня поняли?
— Понял.
— Тогда у меня всё. Можете оба быть свободны.
Репнин был ошарашен. Такого приёма он не ожидал. Во все времена Павел проявлял знаки дружеского расположения к нему, и вдруг его словно подменили. С первых минут встречи Павел и разговаривал, и смотрел на него так, словно открыл в нём личного врага.
— Вы можете мне объяснить, что произошло? — спросил Репнин первого министра, когда они, покинув кабинет императора, оказались на улице.
— Что вы имеете в виду?
— Государь вёл себя со мною так, словно я уже нахожусь в глубокой опале.
— Напрасно так думаете. Вы же знаете государя: он человек настроения. Сегодня он просто не в духе.
— Но с вами-то вёл себя нормально.
— Не утруждайте себя ложными предположениями. — И, не желая продолжать этот неприятный для себя разговор, Безбородко спросил: — Вы домой?
— Наверное. Я чувствую себя усталым.
— Ежели завтра в коллегии меня не найдёте, то инструкции можете получить у Ростопчина. Надеюсь, вы его всё ещё помните?
— Как не помнить…
Взяв извозчика, Репнин, однако, ехать домой раздумал, а направился к своему зятю князю Фёдору Николаевичу Голицыну, за которым была замужем его вторая дочь Прасковья. Фёдор Николаевич участвовал в последней русско-турецкой войне, дослужился до генерала, после ушёл в отставку.
— Бывают же такие счастливые дни! — обрадовались гостю в доме Голицыных. — Какими судьбами?
— Дайте сначала перевести дух, а потом уже задавайте вопросы.
Услышав голос отца, из смежной комнаты появилась Прасковья Николаевна. Она с ходу принялась расспрашивать о матери: здорова ли, не скучает ли там, в далёкой литовской земле?..
— Мама твоя не совсем здорова, — сказал Репнин, — но нам лучше поговорить об этом позднее.
По случаю прибытия дорогого гостя накрыли малый стол в гостиной. Здесь было гораздо уютнее, чем в столовой. Получился хороший семейный ужин с непринуждённой беседой о том о сём, какие обычно возникают между родственными людьми. О своей предстоящей поездке в столицы европейских стран Репнин рассказал только после бокала вина.