Надежды Репнина полностью оправдались. С того момента, как он взял под обстрел дорогу, турки ни о чём более не думали, как только о том, чтобы побыстрее проскочить в безопасное пространство. Русским оставалось лишь их преследовать. То, какие потери при этом несли турки, представить не так уж трудно. Однако для полноты картины будет не лишним привести следующую выдержку из журнала военных действий русской армии о сражении при Кагуле:
«Неприятельский урон считать мы должны по крайней мере до двадцати тысяч, хотя пленные из-за Дуная, после пришедшие, уверяли доподлинно, что турки чувствуют оной в сорока тысячах наипачей своей пехоты, кроме погибших в лагере, ретраншементе и перед оным, где их по исчислению погребено тысяч до трёх, по пути, где нас атаковала конница, и вдоль за лагерем вёрст по крайней мере на семь кучами лежали побитые тела в превосходнейшем перед указанным числе, коим счета не делано…»
Что до потерь русской стороны, то они составили 343 человека убитыми и 550 ранеными. Победителям достался весь неприятельский лагерь с палатками, обозом, всевозможным имуществом и артиллерией, состоявшей из 130 орудий с лафетами.
Главнокомандующий имел все основания быть довольным своими генералами и офицерами. Но и в этот раз князь Репнин удостоился большей похвалы: много побил турок и потерь в его корпусе оказалось меньше, чем в других соединениях. Правда, у него самого вражеской пулей пробило шляпу, но Бог сберёг ему жизнь.
За победу при Кагуле Румянцев удостоился чина генерал-фельдмаршала. Что до Репнина, то императрица по представлению главнокомандующего наградила его орденом Святого Георгия второго класса и золотой шпагой.
2
После Кагульского сражения в районах боевых действий наступило относительное затишье. Турки и крымские татары явно выдохлись и уже не пытались прорываться на российские территории, как это делали раньше. Не мог не подействовать на поведение турецких военачальников и разразившийся гнев всемогущего султана. Его «всевидящее и всезнающее величество» в наказание за поражение при Кагуле сместил верховного визиря Халил-бея, назначив на его место другого человека. Не удержался у власти и Каплан Гирей: его заменил Селим Гирей. Новые предводители войск, пришедшие на смену старым, настолько боялись султанского недовольства, что считали за благо лучше не рисковать. И не искали больше генеральных баталий.
Такое поведение противника вполне устраивало русскую сторону: сказывалась усталость армии. Ближе к холодам в главную штаб-квартиру стали поступать рапорты от генералов и офицеров с просьбой о предоставлении им отпусков. Румянцев не отказывал: не было причин. В летнюю кампанию люди хорошо повоевали, имеют право и отдохнуть… Ждал он рапорта и от князя Репнина, но тот даже разговора не заводил об отдыхе.
— Хочется ещё повоевать? — спросил его однажды Румянцев с лёгкой иронией.
Репнин ответил вполне серьёзно:
— После Кагула турки всё ещё пребывают в состоянии растерянности. Почему бы нам, пользуясь этим, не попытаться захватить придунайские крепости? Думаю, упускать такую возможность мы попросту не имеем права.
Лицо Румянцева сделалось серьёзным:
— Какие именно крепости вы имеете в виду?
— Измаил, Килия, Аккерман. Мне почему-то думается, что их можно теперь взять без большой крови.
Румянцев подумал.
— Вы считаете, что эти крепости сможете взять силами своего корпуса?
— За полный успех трудно ручаться. Но, как говорится, попытка не пытка. Мне понадобится только осадная артиллерия.
— Осадную артиллерию получите. Я дам вам всё, что пожелаете. Можете готовиться в поход…
Свои завоевательные действия Репнин начал в Килии. Расположенная на одном из рукавов Дуная, эта сравнительно небольшая крепость имела важное стратегическое значение, поскольку держала под контролем часть речных путей. Кроме турок и татар, в ней проживали греки, армяне, евреи. У Репнина имелись сведения, что горожане жили впроголодь, страдали от болезней. Подвергать опасности жизнь мирного населения — дело не богоугодное. Но война есть война, и, отбросив всякие сомнения, Репнин приказал своим войскам приступить к осадным работам.