Парламентёр вернулся из крепости раньше, чем ожидал.
— Ну что говорит Осман-паша? — встретил его вопросом Репнин.
— Комендант сказал, что ответит через час, а может, и раньше.
— А что видел в крепости?
— Ничего не видел: меня провели к нему и отвели обратно к воротам с завязанными глазами.
Спустя некоторое время после отчёта парламентёра со стен крепости неожиданно прогремели неприятельские орудия. Стреляли ядрами по позициям русских батарей.
— Осман-паша решил показать свою силу, — сказал Репнин. — Нам не остаётся другого, как поступить таким же образом.
Он приказал батареям открыть ответный огонь, используя зажигательные снаряды. Залпы русских орудий оказались куда мощнее турецких. Уже после первых выстрелов над крепостными стенами появились густые клубы дыма. Это подействовало на турок, и они прекратили канонаду. Как бы одобряя их решение, русская сторона сделала то же самое. Пушки смолкли, однако полной тишины не наступило. Из крепости доносились душераздирающие вопли и крики. В противоборство враждующих сторон вмешались отчаявшиеся мирные жители: они взывали к милосердию.
Вскоре турецкий комендант выслал своего парламентёра. Для принятия решения — сложить оружие или не сложить? — Осман-паша потребовал трое суток и до истечения этого срока огня более не открывать.
— Передайте, — сказал турецкому парламентёру Репнин, — что на трое суток согласиться не могу. Я могу дать ему только шесть часов, не больше. Ежели к исходу этого срока Осман-паша не прикажет открыть ворота, я возобновлю бомбардировку города.
Парламентёр ушёл, но через два часа вновь вернулся. Он сообщил, что Осман-паша согласен впустить русских в крепость и сложить перед ними оружие, но просит русского начальника подождать хотя бы до утра.
— Хорошо, пусть будет так, — согласился Репнин. — Я подожду до восхода солнца, но потом, ежели комендант не сдержит обещания, пусть пеняет на себя.
Между тем наступил вечер. Войскам было разрешено отдыхать, выставив на авантажных местах усиленные посты. Хотя и имелась с турками договорённость, обстановка требовала от войск готовности ко всяким неожиданностям.
Сам Репнин в эту ночь не ложился. Вместе с адъютантами он ходил по лагерю, размышляя о завтрашнем дне. Всё-таки правильно сделал, что не довёл дело до штурма. Ежели Осман-паша сдержит слово — а иначе поступить ему никак не можно — крепость достанется русским без каких-либо потерь. Осаждённые турки хотя и палили из пушек, но даже ранить никого не смогли. Хорошо бы и завтрашний день прошёл без крови.
… Ворота крепости открылись с восходом солнца. Едва в город вступили первые люди, как началась церемония капитуляции. Она проходила тихо и деловито. Турецкие солдаты складывали оружие и, выстраиваясь в колонны, маршировали через ворота к месту переправы через Дунай. Комендант Осман-паша ушёл из крепости незамеченным. Собственно, Репнин и не собирался с ним говорить. Всё было сделано без протокола: ушли — и дай Бог им здоровья.
Победителям хватало своих забот. В то время как солдаты под руководством офицеров подсчитывали и складывали в одно место ружья и сабли, оставленные противником, полковые лекари шли на зов местных жителей, нуждавшихся в помощи. У батальонных поваров оказались свои заботы: они доставили в город котлы с солдатской кашей, которую теперь щедро делили между теми, кто давно уже не ел горячей пищи. К воротам крепости пригнали из армейского стада сто баранов на убой. Это был подарок изголодавшимся мирным жителям от российского генерала за то, что они помогли со своей стороны принудить начальника гарнизона сдать крепость без кровопролития.
Репнин оставался в городе не более двух часов. Убедившись, что порядок соблюдается и надобности в его присутствии более нет, он отправился в свою палатку. Ночные часы, проведённые без сна, в постоянном напряжении, утомили его настолько, что он заснул сразу же, как только вытянул ноги на походной койке.
Князь спал долго и без снов. Проснулся от странного шума, доносившегося со стороны крепости. Открыв глаза, увидел своего камердинера Никанора, сидевшего рядом с койкой.
— Почему ты здесь?
— Жду, батюшка, когда проснёшься.
— А что там за шум?
— Городской народ до твоего сиятельства собрался. Прибегал адъютант, но увидел, что спишь, убежал снова. А народ не расходится. Ждёт, когда ты, батюшка, к ним выйдешь.
Испытывая чувство недоумения, Репнин быстро оделся и, пристегнув шпагу, вышел из палатки. За палаточным городком на обширной лужайке, простиравшейся до самых стен крепости, стояла огромнейшая толпа числом не менее пяти тысяч человек. Это были местные жители, в основном женщины и дети. Заметив его появление, толпа задвигалась, крики усилились, а когда князь подошёл поближе, собравшиеся вдруг опустились на колени и стали тянуть к нему руки — со слезами умиления, с восторженными криками на родном языке.