22 августа Осман-паша вознамерился было прийти на помощь отряду Рифат-паши. Он вывел за стены Плевенской крепости на вылазку 18 батальонов пехоты (около 12 тысяч человек). Чтобы прорваться к Ловче, турки атаковали позиции русского 4-го армейского корпуса генерала Зотова, но были отражены прежде всего пушечным огнём.
Этот бой под стенами Плевны при всей своей удачливости наводил Николая Николаевича-Старшего на грустные размышления. Ни Зотов, ни в первую очередь генерал Криденер не предприняли мер, чтобы разгромить немалую часть плевенского гарнизона в полевом бою.
То есть не проявили разумной инициативы. Когда полки Зотова отражали лобовые атаки вражеской пехоты, и армейский корпус Криденера безучастно наблюдал за ходом событий. Приди он в атакующее движение, и Осман-паше пришлось бы уводить обратно в Плевну далеко не всех ходивших на вылазку.
Раздосадованный великий князь после трудного разговора с императором Александром II не удержался, чтобы не поделиться грустными мыслями со своим любимым адъютантом полковником Дмитрием Скалоном:
— Ты знаешь, государь недоволен вчерашним боем. Это, должно быть, военный министр, который не любит Зотова, ему наговорил. Его упрекают, зачем он только отразил нападение, но не перешёл затем в наступление.
— Надо Бога благодарить, ваше высочество, что Зотов не увлёкся! — воскликнул Скалой.
— Именно, — подтвердил великий князь, — ведь в чём тут дело? Очевидно, турки щупали везде, чтобы узнать всё про нас. Они знали, что на Шипке было стянуто достаточное количество войск для отражения Сулеймана и что мы ждём подкреплений.
— Верно, ваше высочество. Мы уже столько турецких лазутчиков из Плевны переловили, что и не счесть.
— Вот то-то и оно, Скалой, что турки нас разведывали. Если бы они сделали серьёзное нападение из Плевны, то вывели бы все свои войска.
— Ваше высочество, искусство ведь в том и состоит, чтобы при такой рекогносцировке неприятеля не обнаружить свои силы. Оттого и хорошо, что Зотов развернул только четыре полка.
— То корпусной наш командир поостерёгся. Молодец.
— А если бы, перейдя в решительное наступление, турки навели бы Зотова на свои укрепления?
— Поди повоюй тут с двух сторон!
— Когда вы говорили с государем?
— Я не говорил. Государь передал мне с Николаем Михайловичем Лейхтенбергским, что очень недоволен действиями Зотова.
— А военный министр знает, что вы хотите предпринять?
— Нет, никто не знает, кроме государя.
— Так объясните же, ваше высочество, его величеству ваше мнение о Зотове.
В это время к главнокомандующему, беседовавшему со своим адъютантом, подошёл начальник армейского штаба Непокойчицкий.
— Послушайте, вот Зотов молодец! Он очень хорошо вчера в бою сделал, не раскрыв своих сил туркам.
— В императорской квартире нет ни малейшего понятия о военном деле, Артур Адамович, — вздохнул великий князь.
— Так нельзя. Пускай тогда они сами начальствуют над армией.
— Я скажу государю, что если они критикуют все мои действия, то пускай меня сменяют. Я ничуть не обижусь. И если я оказался неспособным, то готов сейчас же уйти без малейшей обиды...
В дневнике военного министра Милютина появилась такая запись о событиях 22 августа:
«Таким образом, и на этот раз, когда неприятель осмелился наткнуться с 25-ю тысячами на наши два корпуса, наши стратеги не умели воспользоваться благоприятным случаем побить противника, а удовольствовались тем, что отбили его нападение».
Великий князь про тот осадный день впоследствии, когда разбирались плевенские события, скажет:
— Вылазку Осман-паши на Ловчу решила артиллерия. Зотов на контратакующие удары в штыки не пошёл...
— Генерал Криденер мог вклиниться колонной между вылазными войсками турок и самой Плевной, но на такое доблестное дело не решился...
— Турки тогда ещё не завершили своих фортификационных дел в Плевне: наши могли бы ворваться в крепость, преследуя отступавшего Осман-пашу. Но не рискнули пойти на такое молодецкое дело...
— Конечно, среди нашего генералитета под Плевной Александра Васильевича в тот день не виделось.
Но должен же в командирах присутствовать на войне суворовский дух. Нижние чины-то им обладали...
— Скобелев 22 августа молодцом смотрелся под Ловчей. Но второго Скобелева в двух осадных корпусах тогда, к сожалению, не нашлось...
Взятая русским оружием Ловча «перевернула» всю картину осадной жизни вокруг неприятельской крепости и засевшей в ней армии Осман-паши. Теперь речь шла не о блокаде Плевны, а о её «правильной» осаде. К туркам уже не могла прийти какая-нибудь действенная помощь, и Осман-паша теперь рассчитывал только на наличные силы и запасы, на дух войск и на собственную стойкость.