Следствием побед русского оружия у Горного Дубняка и Телиша стало то, что турецкие войска сами ушли из Дольнего Дубняка. Случилось это 20 октября. Теперь пробиться в осаждённую Плевну по Софийскому шоссе было уже нельзя. Сумевший выйти из города болгарский священник на беседе в армейском штабе сказал великому князю:
— С 12-го числа не только транспорта, но и никаких сведений в Плевну извне не поступало.
— Как это явление воспринимается турками?
— В городе говорят, что это сильно озаботило Осман-пашу и его османят-офицеров...
— А рядовые турки? Солдаты?
— Их теперь больше всего заботят размеры выдаваемого на день провианта.
— Турки говорят о плене?
— Они его боятся. Особенно башибузуки и черкесы, что разоряли наши села у Дуная. Боятся мщения кровью.
— Значит, есть за что...
Николай Николаевич после изгнания неприятеля из Орхания имел беседу с императором Александром II. Тот сразу заговорил о главном, что его беспокоило после «третьей Плевны»:
— Николай, война у нас словно встала. Мы сидим под Плевной вместе с князем Карлом, цесаревич — под Рущуком. Один брат Михаил на Кавказе в движении вперёд, в горы.
— Я его сегодня, ваше величество, поздравил с новой победой. Молодецкое дело было у кавказцев.
— Да, действительно молодецкое. Я сегодня тоже поздравил генерала Тер-Гукасова с орденской наградой. Но меня сейчас больше заботит Плевна.
— Плевна падёт, ваше величество. И думаю, довольно скоро. Только надо...
— Что надо?
— Надо выждать, когда у Осман-паши истощатся армейские запасы.
— И что тогда будет? Белые флаги на плевенских фортах?
— Не думаю, что всё будет так, ваше величество.
— Вот и Милютин-реформатор так считает. Значит, турки пойдут на прорыв?
— Думаю, что да. Это будет их последний шанс вырваться из осадного кольца. И оправдание Осман-паши перед султаном после войны.
— Если гарнизон Плевны пойдёт на прорыв, что противопоставим этому мы?
— Мы с Тотлебеном усиливаем в инженерном отношении наши позиции. Они теперь укреплены не хуже, чем плевенские.
— Куда будет прорываться, на твой взгляд, Осман-паша? На Запад? К Видину?
— Думаю, ваше величество, туда. Через реку Вид с её мостом. Ведь турки его до сих пор даже и не помышляют разрушать.
— А чем мы их встретим там, за Видом?
— Гренадерскими полками. Но надо ждать того дня. Он уже недалёк, это мнение моего штаба.
Главнокомандующему не раз докладывали о том, что среди пленных то там, то здесь выявляются иностранцы, чаще всего англичане, служившие в армии султана на высших офицерских должностях. Так было и в деле у Горного Дубняка, где в плен попали несколько подданных английской короны и один француз. Когда к Николаю Николаевичу обратились с вопросом, что делать с иностранцами на турецкой военной службе, он распорядился так:
— Полковника-англичанина и француза-волонтёра содержать на общих основаниях с другими военнопленными. Каких-то особых условий для них быть не может.
— А как поступить с врачами из Британии, ваше высочество? Они ведь люди не военные.
— Оставьте их с ранеными турками. Медикаментов не изымать. Пускай до конца исполняют долг человеческого милосердия, если уж оказались на войне. И пригласите обоих сегодня ко мне сегодня к завтраку...
Горный Дубняк находился от осаждённой Плевны далеко. Каково же было удивление великого князя, когда при опросе пленных турецких офицеров один сказал, что он из Плевенского гарнизона.
— Вы бежали из крепости или были посланы в Горный Дубняк своим начальником?
— Бежал.
— Причина бегства?
— Голодно в Плевне. Постоянно бомбы рвутся. Стало страшно за себя, потому и сбежал.
— Бежали одни?
— Нет, с несколькими своими солдатами, когда мы стояли в сторожевой цепи.
— Почему другие не бегут?
— Осман-паша жестоко наказывает пойманных беглецов.
— Почему крепостная артиллерия перестала вести ответный огонь?
— Это запрет Осман-паши. В снарядах большая нужда, поэтому батарейным командирам запрещено под страхом смерти стрелять без разрешения паши.
— Почему гарнизон не ходит на вылазки?
— Это тоже запретил Осман-паша. В вылазках гарнизон потерял много людей.
— А не думает ли Осман-паша сдаваться?
— Он о сдаче и слова слышать не хочет. Говорит, умрём с голода, но перед русскими оружия не сложим. Я, говорит, слово султану дал.