Великий князь не засиживался в столице. Так, в 1871 году он предпринял «служебное путешествие» по российскому Югу, инспектируя крепостной пограничный пояс. То есть побывал там, где Россия имела опасных по своим устремлениям соседей — Оттоманскую Порту и Австро-Венгерскую империю.
В том же году генерал-инспектор кавалерии совершил поездку в Область войска Донского, поскольку состоял по должности «покровителем» донского коннозаводства. В Новочеркасске попросил войскового атамана показать ему Манычскую степь:
— Я знаю, что ваши лучшие коннозаводчики живут в степях по Манычу.
— Да, ваше высочество, вы осведомлены верно. Там у донских калмыков летние и зимние кочевья. Царство конных табунов. Пастбища — глазами не обмерить.
— Мне хотелось бы своими глазами увидеть это царство донских скакунов.
— Как прикажете, ваше высочество...
Николай Николаевич-Старший питал к лошадям особенную любовь. Не случайно он слыл большим знатоком конного дела без всякой на то натяжки. Поэтому, не задерживаясь в понравившемся ему казачьем городе Новочеркасске, он отправился в сопровождении небольшой свиты в Манычскую степь. Там находились зимники Донского казачьего войска, калмыцкие кочевья.
Великий князь сразу нашёл общий «профессиональный язык» со степной знатью, владевшей тысячными конскими табунами. Он запросто заходил в юрты калмыков, принимал от них угощение. Беседы за чашкой кумыса велись, естественно, на любимую тему — о лошадях.
Появление брата императора в Манычской степи, да ещё с инспекционной поездкой, стало делом памятным для донского казачества, почти десятую часть численности которого составляли калмыки, прирождённые наездники. По такому случаю в степи был устроен большой праздник, в котором приняли участие многие тысячи людей.
Калмыки пригнали на праздник более полутора тысяч лошадей и устроили скачки. Призы победителям были определены от имени великого князя. Одна скачка устраивалась для мужчин, другая — для женщин. Вернувшись в столицу, во время одного из вечеров в Зимнем дворце Николай Николаевич рассказывал об увиденном на берегах Маныча:
— Удивительное было зрелище. По степи несутся сотни всадников, кони стелются над землёй, как луговые птицы под Красным Селом. Красотища.
— И что, очень ловки эти донские калмыки?
— Не то слово. С младенчества на коне. Всадник и конь смотрится как единое целое, как мифический кентавр.
— А как скачки в степи по сравнению с манежной выездкой?
— Степь — не манеж. В манеже кирасир или гусар своего коня выучивает для строя. А в степи выучка иная, легкоконная.
— Но всё же казак и калмык не регулярный кавалерист.
— Верно. Только казачья конница с калмыками да башкирами гнала Наполеона до реки Березины. Париж удивлялся, своих драгун и конных егерей ему видеть было привычно. А тут сыны донских степей на бульваре Капуцинов. Вот это зрелище было для парижан!
— Значит, степные всадники вас поразили на скачках?
— И не только одни мужчины.
— А кто ещё?
— Женщины-калмычки. Вторые скачки степные ханы устроили только для них.
— И как они смотрелись?
— Как степные амазонки. Зрелище для дворцового жителя было от начала до конца просто поразительное.
— Значит, вы довольны поездкой на Дон?
— Ещё как! Своими глазами увидел, что для русской кавалерии скакунов там не перечесть.
— А как же наши губернские конные заводы? Владимирские и орловские скакуны? Подмосковные лошадки?
— Чего за них волноваться-то? Нам не только для регулярной кавалерии, а для пешей и конной артиллерии десятки и десятки тысяч лошадей тоже нужны. Здесь одними степными коннозаводчиками не обойдёшься.
В следующем, 1872 году великий князь Николай Николаевич испросил у государя вполне заслуженный отпуск, который из-за занятости по службе не испрашивался уже много лет. Император поинтересовался у брата:
— Куда ты, Николай, вознамерился отправиться?
— В заграничное путешествие, ваше величество. С пользой для военного державного дела.
— Понимаю. В Европу или на Восток?
— На Восток. Хочу посмотреть на султанское государство османов и посетить Святую Землю.
— И арабских иноходцев заодно поглядеть?
— А как же, ваше величество. Привезу домой, надеюсь, не одну бедуинскую лошадку...
В путешествии по Ближнему Востоку и Малой Азии великого князя сопровождала небольшая свита. Впрочем, он и не собирался афишировать свой фамильный статус. Но российское посольство в Константинополе дало понять турецким властям, что прибывающий путешественник есть лицо не простое, и потому Николаю Николаевичу-Старшему всюду выказывалось соответствующее почтение.