Военный министр, дочитав дневную запись, повторил вслух самое больное её место:
— В особенности Россия...
Россия на тот день действительно оставалась наблюдательницей. Но какой? — не равнодушной к Балканскому кризису. Такой, какой не была ни Вена, ни Берлин.
Милютин не без горести вспомнил тот трудный для него разговор в императорском рабочем кабинете, который хорошо был знаком ему уже не первый год. Александра II можно было понять: начатые им преобразования, подъём экономики, начинающийся бум железнодорожного строительства могут быть приостановлены, втянись Россия в Балканские дела. Государь в той беседе обмолвился, как бы ненароком:
— На днях получил новое прошение о разрешении создать ещё одно акционерное общество по строительству железной дороги на юге. В Одессу, другие черноморские порты пойдёт новый поток хлеба для Европы. Распашка степи сразу заметно увеличится. Казна готова поддержать акционеров, деньги у нас на железные дороги сегодня есть.
Последние слова Александра II прозвучали как приглашение к разговору. Первым в таких случаях в разговор вступал великий князь Николай Николаевич:
— Вы хотите сказать, ваше величество, что в случае военного конфликта постройку новых железных дорог нам придётся приостановить?
— Разумеется. Одни акционеры такое большое дело не потянут. Без казны им не обойтись.
— Но стройку в южных губерниях можно вести и в условиях войны, если она пойдёт на Дунае.
— Не получится. Дмитрий Алексеевич, будьте любезны, объясните нам, что произойдёт на коммуникациях с началом мобилизации русской армии?
— Ваше величество. Вашим указом большая часть паровозных бригад и составов будут в первый же день задействованы на войну, на перевозку армии и её грузов к границе. А потом пойдёт поток мобилизованных и припасов опять же только в одном направлении. И всё будет делаться по спешному графику.
— Что тогда останется для перевозок железнодорожным акционерам, по вашему мнению?
— Совсем немногое, ваше величество. Масштабные перевозки рельс, шпал и строительного леса будут исключены на всё время войны. И даже дальше.
— А что значит дальше, Дмитрий Алексеевич?
— С подписанием мира с театра войны пойдёт обратный поток войск, артиллерии и нерастраченных припасов, ваше величество. Этот поток будет идти не месяц и не два.
— Значит, вы как военный министр считаете, что экономические программы будут сокращены предельно?
— Вне всякого сомнения, ваше величество.
— И хозяйственное развитие страны приостановится на всё время войны, если мы в неё ввяжемся?
— Вне всякого сомнения. По железным дорогам зелёный свет будет дан только воинским эшелонам...
— Такие расчёты в Главном штабе, Дмитрий Алексеевич, уже есть?
— Пока нет, ваше величество. Но работы над ними по моему распоряжению уже завершаются.
— Когда они будут закончены, покажите их мне и Николаю Николаевичу. Пусть он тоже ознакомится.
— Будет исполнено, ваше величество...
В том разговоре император так и не сказал утвердительно, что Россия не позволит дальше творить кровавые беззакония над христианским населением Балкан. Хотя в Рейхенберге три монарха разговор вели «не для протокола». Милютин с великими князьями знали о том от самого государя. Но одно дело — обсуждать проблему, совсем другое — разрешать её на деле. Милютину император тогда задал ещё один краткий вопрос, ответ на который был столь же краток:
— Дмитрий Алексеевич, вы считаете, что для России война на Балканах станет бедствием?
— Безусловно, ваше величество.
— А в чём мы в той войне не проиграем?
— Только в одном, ваше величество.
— Так в чём же, Дмитрий Алексеевич?
— В духе народном и воинском, ваше величество. Ваше изъявление воли будет поддержано всей Россией. У меня на этот счёт никаких сомнений нет.
Из того разговора военному министру вспомнился вопрос императора, заданный великому князю Николаю Николаевичу: