В восьмом часу картина боя стала уясняться. Турки, видимо, отступали со всех сторон.
Около девяти часов утра турки отступили повсюду. Дело могло считаться блистательно конченным. Четвёртая стрелковая бригада и вторая бригада 14-й дивизии владели уже главными высотами...
Всем войскам было велено укрепиться на взятых ими у турок позициях. Преследовать турок далее генерал Драгомиров признал безусловно ненужным...»
С началом переправы император Александр II с главнокомандующим прибыли на прибрежный курган, который был уже оцеплен сотней донцов лейб-гвардии Казачьего полка. Здесь государь увидел на вершине холма неразорвавшийся турецкий снаряд. Спросил командира полка:
— Откуда достали?
— С Турно казачий разъезд сотника Полушкина привёз, ваше императорское величество.
В разговор вмешался великий князь:
— Разряжен ли он? — спросил с беспокойством.
— Никак нет, ваше высочество, — ответил за полкового командира сотник Полушкин.
— Ну так, брат, убери тогда его, — приказал главнокомандующий.
Казачий сотник, доставивший от батареи на дунайском берегу трофей, смутился. Видя это, император, улыбаясь, сказал:
— Пусть лежит тут, на холме. Осматривать тот берег он нам не помешает.
Николай Николаевич-Старший, однако, стал настаивать:
— Ваше величество, на войне и палка порой стреляет. Пусть сотник отнесёт свой трофей на сотню шагов от наблюдательного пункта. Хоть немного подальше.
Наконец Александр II согласился с увещеваниями и сказал казачьему офицеру:
— Коли главнокомандующий приказал, надо и мне ему подчиняться. Бери, сотник, этого турка и неси под холм. Да смотри, носком поставь его на землю там, где кони не топчутся.
— Слушаюсь, ваше величество! — Сотник Полушкин взялся за тяжёлую чугунную гранату, прилетевшую на румынский берег с турецкой батареи.
В императорской свите после окончания такого разговора невольно заулыбались. Всем думалось:
«Счастливо день начинается. Снаряд от турок смерти никому не принёс. Дай Бог, чтобы наша решительная переправа за Дунай прошла удачно...»
Самодержец «всея Руси» в тот день «был необыкновенно весел, что и сообщалось всем». Когда рассвело и солнечные лучи стали слепить глаза стоявшим на прибрежном холме, он сказал младшему брату:
— Я сегодня нарочно надел крест Святого Георгия покойного государя Николая Павловича. Он счастливый, с ним всегда одерживали победы.
— И здесь будем ждать победы, ваше величество. Радость и надежда вселилась в мою грудь. Другими словами и сказать как-то не могу.
— Дай Бог, порадуй, Господи, русское оружие...
Долго стояли на кургане два брата Николаевича, осматривая в подзорные трубы переправу. Уже больше молчали, изредка вполоборота косясь на тыльную часть холма. За курганом, шагах в пятидесяти, находилась карета, к которой сходились отовсюду телеграфные линии на временно поставленных столбах.
Офицер связи не отходил от телеграфного аппарата: весть об удачной или, не дай бог, неудачной переправе через Дунай могла первой прийти к государю только «по воздуху» . Ждать ему и тем, кто стоял на холме или толпился под ним, пришлось долго. Но всем было слышно: на том берегу бой шёл жаркий, хотя пушки били гулко, не часто...,
...В 5 часов 30 минут пополудни в армейскую штаб-квартиру, в которой находился император Александр II, пришла телеграмма от начальника армейского штаба генерал-адъютанта Непокойчицкого из Зимницы, с места переправы. В ней говорилось:
«Предначертания вашего императорского высочества увенчались полнейшим успехом: многотрудная и сложная в настоящую кампанию задача военного дела — переход Дуная — разрешена; Систов и окружающие высоты в наших руках. Я счастлив, что могу от души поздравить Государя Императора и ваше высочество с блестящим успехом наших храбрых и дорогих войск.
Переправлены уже вся пехота 14-й дивизии, стрелковая бригада, сотня пластунов, гвардейская рота, 1-я бригада 9-й пех. дивизии и до ночи перевезётся 2-я бригада, одна горная батарея, 6 орудий 14-й арт. бригады и до ночи будет на той стороне три батареи, сотня казаков, затем перевезётся 35-я пех. дивизия...»
Телеграмму зачитали в штабе. Все слушали стоя. После окончания чтения император Александр II взволнованным голосом провозгласил:
— Ура главнокомандующему и войскам!
Ответное «ура» прозвучало трогательно, задушевно.
Когда установилась тишина, государь торжественно произнёс, подойдя к младшему брату: