— Откуда родом будешь, герой?
— Тверской я, ваше императорское высочество.
— Как звать-то?
— Иванов-Крымов Александр, ваше высочество.
— Знатная у тебя, братец, фамилия. Где научился так лихо плавать?
— Да на Волге-реке, ваше высочество. Где ещё можно реку вширь мерить руками?
— Я приказал представить тебя к Георгию за спасение двух товарищей. Поздравляю.
— Премного благодарен, ваше высочество.
— Молодец, солдат. А теперь иди-ка в лазарет. Пусть тебе ногу как следует перевяжут...
Понтон медленно стал пересекать Дунай, прицеливаясь к берегу у Систова. Все пассажиры стояли. Лейб-казак держал в руках штандарт главнокомандующего. Тот негромко переговаривался со своим начальником штаба, из-под козырька белой фуражки всматриваясь в приближающийся болгарский берег:
— Вот мы и перешли Дунай, Артур Адамович.
— Да, ваше высочество. Слава богу. А сколько мы об этом думали и тревожились!..
— О переправе думали много. Теперь нам надо думать, как идти вперёд, к Балканским горам...
Несмотря на быстрое речное течение, гребцы подвели понтон вполоборота к пристани у болгарского берега. Там главнокомандующего уже поджидали сын великий князь Николай Николаевич-Младший и командир 14-й пехотной дивизии генерал-лейтенант Драгомиров. Обняв того и другого, инженер-генерал сказал дивизионному начальнику:
— Михаил Иванович, спросил я на том берегу, в прибрежном лазарете одного раненого солдатика-волынца, почему у него осталось ровно тридцать патронов. Не меньше и не больше. Знаешь, что он мне на то ответил?
— Догадываюсь, ваше высочество.
— Солдатик сказал, что дивизионный начальник приказал в день переправы взыскивать с каждого, у кого из положенных на человека 60 патронов останется меньше половины. Правда ли это?
— Правда. Я приказал в атаке на этом берегу не увлекаться пальбой, а работать больше штыком.
— Вижу, что твои хорошо сегодня потрудились в штыковых атаках.
— Дай Бог, чтоб так было и дальше, ваше высочество. Штыковыми ударами погнали турка от Систово.
— Расскажи нам, как дело было?
— Сам я переправлялся через Дунай в третьем эшелоне. Как только сошёл на берег, так сразу вон к той мельнице и поспешил. Стрельба там большая шла.
— Извини, перебью. Сильно турки дрались?
— Сильно. Перед самой мельницей идёт раненый солдат из литовцев. Одной рукой размахивает ружьём, а второй держится за пробитую голову и кричит: «Так нельзя! Разве так дерутся?» Дальше слышу крик в кустах. Подбежал с адъютантом и солдатами, что со мной переправились. Видим такую картину: раненый турок пытается заколоть нашего санитара, который хотел его перевязать.
— И что ты приказал?
— Приказал, разумеется, турка на штыки поднять. Грешен.
— Дальше говори. Каким ты, Михаил Иванович, бой с мельничной высоты увидел?
— Те, кто переправился, сильно растянулись вдоль берега. Местами полки перемешались в рукопашной. Стал наводить порядок распоряжениями. Потом встретил штабс-капитана Дронова из первого эшелона — весь в крови. Спрашиваю его: «Что, Дронов, вы ранены?» А он на мой вопрос не отвечает, а говорит: «Всё хорошо идёт, турки всюду сбиты».
— Штабс-капитана твоего к ордену представить можно?
— Безусловно, ваше высочество. Герой. Роту вёл в первом ряду, получил за бой несколько штыковых ранений.
— Будет награждён. Как артиллеристы наши действовали у Систово?
— Молодцами. Особенно горная батарея. Втащили пушки на речной обрыв и помогли пехоте отбить контратаку турок. Сильно они в ту минуту на нас навалились...
К месту, где стоял главнокомандующий, подошла сводная гвардейская рота Императорского конвоя. Она форсировала реку в числе первых и успела отличиться в рукопашном бою. Драгомиров спросил разрешения у великого князя:
— Дозвольте, ваше высочество, поблагодарить ваших гвардейцев за отличную работу? Не успел я сегодня это сделать. А вы спрячьтесь за адъютантов, а то не мне поздравлять бойцов придётся.
— Дозволяю, Михаил Иванович. Спрячусь.
Командир 14-й пехотной дивизии, подойдя к остановившейся роте, снял запылённую фуражку и сказал торжественно:
— Спасибо, братцы! Честь и слава вам, молодцы! Показали себя, сослужили службу царю-батюшке дети Русской земли!
— Рады стараться! — громко отвечали гвардейцы.
В эту минуту к ним, не выдержав, подошёл великий князь, войсками гвардии командир. При виде его нижние чины подтянулись, взяв ружья на караул, а ротный командир капитан Косач отдал рапорт. В знак благодарности Николай Николаевич сказал и своё слово: