Мрак! Но поди не ответь! Или осмелься иронизировать!
И вот оно настало в журналистике, долгожданное, здравое: редакции в переписку с авторами не вступают, рукописи не возвращаются и не рецензируются. Ура!
Но на что изнаглился я, посылая фельетон главному редактору "Новой газеты"? Страшно сказать, какова была там приписка: "Уважаемый Дмитрий Андреевич! Буде рукопись не заинтересует редакцию — не утруждайте себя возвращением манускрипта автору, швырните его в корзину. Просьба единственная: коль фельетон не приглянулся — пусть любой микроскопический сотрудник газеты наковыряет номер прилагаемого к письму телефона и скажет пять слов: "Присланный текст газете не нужен".
И была надежда: ох, позвонят. Избирательно уважат. Ведь памятует, должно быть, Муратов, не первый год в печати, что именно я принимал знамя отечественной фельетонистики из помертвелых рук уже вконец затравленного Леонида Израилевича Лиходеева, уже добитого заключительной смрадной статьей "Творческий почерк Чистоплюева". Может, уважат звонком, зная о всесжигающей любви ко мне Агитпропа ЦК КПСС, о лишении меня права на много лет работы в советской печати с формулировкой "ЗА НЕУПРАВЛЯЕМОСТЬ". Может, выйдет на связь, памятуя о первой еще попытке моего убийства, когда с муровской охраной ходил я в редакцию, да только в тот раз не убили, удовлетворившись убийством моего подзащитного. Может, окажет "Новая" уважение секундным звонком как все-таки выжившему после второго покушения, как бессчетному лауреату премий за лучший фельетон года и держателю дурацкого "золотого пера" Союза журналистов? Может, примет во внимание, что в самые-то мрачные годы, единственный за всю историю Союза советских писателей, невзирая на нелюбовь ко мне партии и лично т.т. Шолохова, Леонова и Кочетова, без единой книжной публикации — был принят тревожащий "Новую" письмом А. Моралевич, принят единогласно в Союз писателей как фельетонист, стилист, афорист и неологист?
Дудки. Прошел квартал, но звонка не последовало.
И из чистого уже гражданского любопытства второе письмо послал я в "Новую", газету честную, возвышенную, горделивую. Заказное письмо. С уведомлением о вручении. С пометкой "Лично".Со словами насчет распространенного мнения о джентльменстве главреда Д. Муратова — но как же так в нашем случае? Может, все же отзвонят мне пять слов?
Гробовая тишина. До звонка не унизились.
И в научно-исследовательском уже настроении я отправил другой новосочиненный фельетон шеф-редактору "Литературной газеты" Полякову. Ну, отринут, может быть, сочинение, но уж позвонят. Ведь должны помнить по сотрудничеству в "12 стульях". Ведь писатели мы. И это самое, как его — корпоративная сплотка…
С той поры отважницы женского пола, что еще осмеливаются беременеть в современной России — успели зачать, доносить и родить, но звонка ко мне не последовало.
А поскольку Бог любит троицу — последний пробный камень запустил я, исследуя вопрос о всероссийских молчанках. Когда всеобщими молчанками и безответностью угнетены даже дочери и обращаются песенно к матерям:
Третий, уже без эссеистики и рассужденчества сочинил я фельетон, развеселый, как раз в стиле газеты, которую называют в Москве "Московский христопродавец", хотя на самом деле она — "Московский комсомолец". Отправил главному редактору П. Гусеву. (Это его газета писала о последнем покушении на меня, без малого чрезвычайно удачном).
И традиционное ни гу-гу. Здесь подумалось: вот три печатных органа и десятки подобных им. Братцы, вы же гектары газетных площадей извели на гневные статьи, что вот же, любая гнилостная административная шарашка обжилась теперь пресс-службой (иначе — дурной тон) для контактов с общественностью и прессой, — а ни от кого нельзя добиться никакого ответа! Что там смехотворная сицилианская омерта, этот опереточный обет молчания мафиози! Вот у нас молчат так молчат! Губернаторы, хоть искричись в их адрес — словно воды в рот набрали. А Министерство обороны даже не простой воды в рот набрало, а как минимум тяжелой воды — дейтерия. А Совет Министров — аж трития. А кремлевские молчат — будто и вовсе хлебнули диметилгидразина несимметричного! Куда катимся? Страна, еле ворочая языком, еще кое о чем просительно попискивает, но с отвечаниями заколодило намертво. И стригущим лишаем по долинам и по взгорьям расползается безответность и дуля под нос всякому обратившемуся.
Но что уж тут, сегодня ли оно возникло? См. "Старательский вальсок", давным-давно сочиненный незабвенным Александром Галичем для всякого нашего начальствующего люда:
И еще:
И еще:
И еще:
И вот на что уж свободномысл и вольнодумец, человек с жестяными губами эскадронного флюгель-горниста телевизионщик Парфенов. Чуть вознамерился он дать по теле интервью с прикремлевской мухой-цокотухой (а разве нам не завлекательно знать, кто в Кремле кого и сколько раз употребил, в позе ли лотоса или в позе шавасана, а то и вовсе, коль спешит на заседание, в позе Ромберга), а вмиг набежал к Парфенову телевизионный начальник Сенкевич, накинул Парфенову платок на роток — молчать! — и с эфира снял передачу: неча смердам знать о кремлевских утехах. И после этих вольнодумств извольте, Парфенов, вообще вам получить от ворот поворот с НТВ. Тем же манером муху-цокотуху, затеявшую выносить сор из грановитой избы — с работы турнули: молчи, целей будешь.
Но позвольте, это какой же Сенкевич? Сынок, что ли, того, который "Клуб кинопутешествий"? Сынок. Да как же он вскарабкался в такие телевизионные вершители судеб? В этом он что понимает? Он же заднепроходник, врач по какашкам, ему бы бороться с раскупоркой запоров, а он вдруг назначен затыкать вовсе противоположные в организме отверстия!
А секретец, должно быть, есть в этом деле. Ведь страшно: тысячи тысяч людей, держа в руках трубочки и соломинки, выстраиваются в очередь к заднепроходному отверстию президента Путина, чтобы надуть эту персону до грандиознейших величин. Тут, возможно, и порадел проктолог Сенкевич, спас, оградил, за что и был вознесен в телевизионные воеводы.
И под крики "чья бы корова мычала, а ваша молчала!" были прихлопнуты десятки федеральных и региональных телепрограмм, позакрывались, умолкли газеты, ершистые издательства, а всяким там индивидуальным сочинителям и продюсерам такой накинули платок на роток, что иногда и смоченный для верности эфиром и хлороформом. Молчок, оппоненты!
И добро бы только грандам СМИ был перекрыт кислород, так нет, дело коснулось и ничтожных. Коммунистическая радиостанция "Резонанс" бац — и обеззвучилась. И отважная "Свободная Россия", вещавшая на семейном подряде беспощадной Татьяны Ивановой и тихоголосого мужа ее Фомина — сгинула. И кто же разоблачит нам теперь козни мирового еврейства? Ведь до чего, сообщалось, дошли евреи: белобрысенький наш князь Святослав распатронил хазар в пух и прах, — так унялись ли жидомасоны? Нет, и вот до каких коварств на тайных сходках додумались: пристально наблюдать, какой русский карьерно растет — и тут ему евреечку в жены под бочок. А ночная кукушка, известно, всех перекукует. У Брежнева, у Молотова, у Ворошилова, у сотен других наших воротил и вельмож жены были кто? Вот то-то!
Однако, не за антисемитизм прихлопнули эту станцию, не за такие даже параллели, что путинская вертикаль власти давно уже даже вертикальней тех шестов, вокруг которых заплетают ляжки стриптизерши в ночных увеселительных заведениях. А за то придушили станцию, что вольничала в эфире то с оценкой наших перпетуум-выборов, то с оценкой оборонных доктрин.