В те дни новый комендант Смольного матрос Мальков доложил Дзержинскому, что какой-то неизвестный человек добивается встречи «с кем-нибудь из Военревкома». Зачем пришел, не говорит, но уходить не собирается...
Посетитель оказался кондитером из ресторана «Медведь». Разговор начался в присутствии Малькова. Кондитер неохотно выкладывал дело, недружелюбно поглядывая на моряка, и Дзержинский подмигнул Малькову, чтобы тот вышел из комнаты.
Кондитер понизил голос до шепота и рассказал, что вскоре, как объявили Советскую власть, к ним в ресторан нанялся повар, но очень странного поведения. Работать не работает, а все шушукается с приходящими к нему господами. Некоторых кондитер примечал и раньше среди завсегдатаев ресторана. Конечно, никакой он не повар, а барин. По всем повадкам видно: то ему дай, другое подай. Поселился в комнатке рядом с кондитерской. А сегодня с утра пришли к нему двое, видно военные, принесли с собой чемодан и разговаривали об оружии. Зовут повара Владимиром Митрофановичем, фамилии своей он не называет.
Сигнал был неясный, непонятный. Тем не менее Дзержинский поручил проверить личность «повара».
Оказался им не кто иной, как Владимир Митрофанович Пуришкевич, главарь российских черносотенцев, один из основателей «Союза русского народа» и крупный бессарабский помещик, владевший тысячами десятин земли. Называли его цепным псом императорского двора, был он представителем самой крайней русской реакции. Он и возглавил первый монархический заговор против Советской республики.
Дзержинский сам руководил расследованием, обыском и арестом Пуришкевича. В ресторане и в квартирах его приспешников захватили оружие, обнаружили сильнодействующие яды, письма, нашли подложные документы, которыми Пуришкевич обменивался с генералом Калединым, бежавшим на юг России.
Дело передали в революционный трибунал. Но трибунал очень мягко отнесся к заговорщикам. Пуришкевича приговорили к четырем годам тюрьмы с освобождением условно через год. Генерала Краснова освободили, взяв с него, как с юнкеров, честное слово, что он не станет бороться против новой власти. Революционный трибунал проявил гуманное отношение к противникам Советской власти, но противники почувствовали безнаказанность и продолжали готовиться к свержению неокрепшего советского строя.
Вскоре Военревком раскрыл другие контрреволюционные организации. Как грибы-поганки, возникали они повсюду, и Дзержинскому приходилось обезвреживать бесчисленных врагов Советской власти. На него свалилось множество самых разных больших и малых дел. То он писал в Лугу, призывая местный Совет «не пропускать в Петроград эшелоны, которые направляются по велению низложенного правительства», то занимался поисками ценностей, похищенных из Зимнего дворца, то давал предписание запретить заседания распущенной городской думы или рассматривал жалобу посетителя, у которого отобрали продовольственные карточки. В Гатчину писал комиссару, просил содействия, чтобы отремонтировать для нужд ревкома автомобиль, брошенный Керенским во время бегства из Петрограда...
Дел было непочатый край всюду, куда ни глянь. Дзержинский безропотно принимал на себя все новые обязанности. Недели через три после переворота его назначили членом коллегии Народного комиссариата внутренних дел.
Но пока наркомата не существовало. Было только громадное здание, запертое на ключ сторожем-швейцаром. Где находился сторож, никто не знал. А сотрудники бывшего министерства участвовали в бойкоте новой власти и перестали ходить на службу. Саботаж государственных служащих распространился на весь Петроград. Здесь тоже не обошлось без контрреволюционных происков. В особняке графини Паниной арестовали еще одного заговорщика. Он возглавлял стачечный комитет государственных служащих. Этот комитет и руководил саботажем в государственных учреждениях. Чиновникам выплатили вперед жалование и приказали не выходить на работу.
Чиновники не признавали Советской власти. Их нарочитая бездеятельность — в продовольственном снабжении, в банковской системе, на транспорте — грозила парализовать республику, ввергнуть ее в хаос, в анархию. На то и рассчитывали организаторы бойкота.
Новые члены коллегии Наркомата внутренних дел — Дзержинский, Петровский, Урицкий отправились к месту службы. Пришли утром, но наткнулись на запертые двери. Стучали, звонили — никакого ответа. Наконец по ту сторону зеркальной двери появился швейцар. Члены коллегии показали ему через стекло свои мандаты, выданные Совнаркомом, но на швейцара бумаги не произвели впечатления.