При допросе 21 сего июля Эдмунд Жебровский показал, что он не Жебровский, а Феликс Эдмундов Дзержинский из Вильно, откуда и прибыл в Ковно перед пасхой на страстной неделе. Поселился в квартире Кирчевского, а оттуда перешел в дом Валовича.
При обыске в квартире Дзержинского ничего особенного не найдено. Обнаружены книжки на русском языке для народного чтения — «Обезьяна старого света», «Надо ли бояться грома», «Кометы и падающие звезды», «О славном мореплавателе Магеллане», которые не имеют противуправительственного содержания. Однако это обстоятельство не снимает с арестованного подозрений в антиправительственной деятельности.
В указанной квартире найдены также принадлежности для переплетного ремесла.
Передавая вышеизложенное, имею честь присовокупить, что по произведенному мной дознанию в причастности к данному делу были обысканы, арестованы и заключены в ковенскую тюрьму нижеследующие лица: два сапожных подмастерья, проживающих в Ковно, — Онуфрий Гобенский, Михаил Федорович, а также токарь завода Рекоша — Станислав Куршис. Сапожный подмастерье Осип Олехнович, также подлежащий аресту, скрылся в неизвестном направлении и должен быть подвергнут розыску...
О ходе дальнейшего дознания имею честь незамедлительно докладывать Вашему превосходительству.
Полковник Иванов».
Полковник прочитал донесение, восхищенно глянул на Челобитова и поставил под донесением свою витиеватую подпись.
— Дай-то бог! — проговорил он. — Может, и вправду важное дело раскроем...
— Не извольте сомневаться! Все проведем по первому классу... Вы уж, Владимир Дормидонтович, не забудьте, в случае чего, моего усердия!..
— Да что об этом говорить... Только бы посчастливилось.
— А вы, Владимир Дормидонтович, — ротмистр доверительно наклонился к столу, — вы допросики иногда сами проводите... Сами! Начальство запросит дело, а там ваши труды отражены. Это, доложу я вам, имеет немалое значение...
Ротмистр Челобитов вернулся в свою комнату в приподнятом настроении. Достал из шкафчика новую папку с отпечатанным заголовком «Дело жандармского управления», старательно дописал: «По обвинению дворянина Феликса Эдмундова Дзержинского и других в агитации среди рабочих на меднолитейном заводе Рекоша».
Ротмистр подумал и добавил:
«А также по обвинению группы рабочих, выступающих против царского самодержавия».
Он был уверен, что ему удастся доказать это — выступление против самодержавия. Хотя пока не было тому никаких подтверждений. Но ротмистр Челобитов умел стряпать дела.
Свою карьеру Глеб Николаевич Челобитов начал в кавалерии — в конном жандармском полку. Дослужился до ротмистра, что соответствовало капитану пехотных войск. Из полка пришлось уйти по обстоятельствам, о которых он никогда не рассказывал. Потом кавалерийское седло сменил на кресло в охранном отделении и быстро — аллюр три креста! — выслужился до заместителя начальника по следственной части. Дальнейшее продвижение замедлилось... И вот подоспело дельце!
Челобитов поднялся, отодвинул папку и долго смотрел на нее, словно любуясь произведением искусства. Потом переложил в папку протоколы первых допросов, копии донесений в жандармское управление, дописал на ней еще одну фразу: «Начато 21 июля 1897 года» — и потер свои маленькие, почти женские руки.
Феликс приехал в Ковно в середине марта. Перед отъездом несколько раз встречался с Дашкевичем — то с глазу на глаз, то вместе с Осипом Олехновичем, который тоже отправлялся сюда на подпольную работу.
Социал-демократической организации в Ковно не было, а партию польских социалистов — ППС — полиция недавно разгромила. В то же время в Ковно насчитывалось несколько тысяч промышленных рабочих. Это был один из крупнейших пролетарских центров Литвы — металлургические заводы, паровые мельницы, лесопильные, мыловаренные заводы, спичечные, табачные фабрики... На этих предприятиях и предстояло начинать работу.
— Начнете работать на пустом месте, — говорил Дашкевич. — Осип — человек опытный, да и ты не первый день в подполье, уже битый, — он кивнул на висок Феликса, профессиональным жестом, кончиками пальцев потрогал едва заметный розоватый шрамик, след драки с черной сотней где-то у заводских ворот. — Зажило!.. А помнишь, как швы накладывали? Теперь за тебя, битого, знаешь сколько небитых дадут!.. — И заговорил серьезно: — Будем на вас надеяться. Боритесь за конкретные дела, чтобы люди видели, кто защищает их классовые интересы... Поедете врозь. Сначала ты, потом Олехнович. Он и привезет гектограф. Спрячьте понадежнее, но так, чтобы всегда был под руками.