Документ третий.
«Санкт-Петербург... Директору Департамента полиции.
Шифром, от начальника Варшавского жандармского управления Иванова.
Подана 24 января 1900 года в 3 часа 50 минут пополудни.
23 января взята сходка рабочих с нелегалом пропагатором интеллигентом «Переплетчиком», оказавшимся гласно поднадзорным, бежавшим из Вятки Феликсом Эдмундовым Дзержинским.
Ознакомившись через рабочих с программой «Польской партии социалистов», Дзержинский нашел ее несовершенной... ввиду чего составил свою собственную программу и задался целью организовать среди рабочих новую партию под названием «Рабочий Союз Социал-Демократии Королевства Польского». Эта новая партия, по программе Дзержинского, ставила своей целью соединение рабочих всей России в один общий союз и при помощи революции ниспровержение верховной власти и устройство конституционного правления, а затем переустройство всей страны в духе социалистического строя...»
Документ четвертый.
Начальнику Департамента полиции от начальника Варшавского жандармского управления.
«При сем препровождаю выдержку из программы социал-демократической партии Королевства Польского и Литвы, написанную собственноручно ныне арестованным государственным преступником, бежавшим из ссылки, Феликсом Эдмундовым Дзержинским. Приводимая выдержка указует на далеко идущие цели сей преступной организации, направленные против монархического строя, существующего в Российской империи.
Приложение: вышеуказанная выдержка, упоминаемая в тексте».
Это была программа возрождавшейся социал-демократической партии. Неровные рукописные строки звали к объединению единомышленников, для которых счастье пролетариата, счастье народа составляло их личное счастье.
Варшавская цитадель... Опора военного могущества империи на западе, такая же, как Брест-Литовская крепость или подземные форты в Ковно. С годами цитадель потеряла военное значение, превратилась в тюрьму. Прежде здесь стоял гарнизон в двенадцать тысяч штыков, было полтысячи пушек, арсенал, артиллерийские склады, потом в цитадели стали хозяйничать чины жандармского корпуса, тюремщики, а в гарнизоне осталась лишь усиленная рота охраны.
Когда-то — в то время только была построена крепость — в Варшаву прибыл царь Николай I и принял делегацию отцов города. Царь высокомерно и пренебрежительно сказал: «Если Польша мечтает о самостоятельности и независимости, она навлечет на себя этим большие несчастья. Я приказал построить Александровскую цитадель и, если возникнет какое-то сопротивление, я дам приказ бомбардировать город, разрушить Варшаву и, вероятно, не я построю ее снова, не я восстановлю разрушенную Варшаву...»
Недалекий Скалон, многие годы занимавший пост варшавского генерал-губернатора, в припадке верноподданнических чувств велел написать изречение Николая на картонной табличке и повесил ее в кабинете под портретом царствующего императора.
Пасмурным январским днем арестованных на нелегальной сходке везли в цитадель. Везли в неуклюжем тюремном фургоне, сверху обитом жестью. Внутри фургона было темно, свет едва проникал сквозь маленькое оконце, затянутое частой железной решеткой. Ехали томительно долго. Жандарм следил, чтобы никто из арестованных не разговаривал. А Феликс все мучительно думал: почему произошел провал, как жандармы дознались о сходке? Ясно, что они готовились к арестам, даже фургон держали по соседству — уж очень быстро вернулся жандарм, ходивший за тюремной каретой... «Счастье, что полиция явилась перед началом сходки, — думал Феликс, — некоторые запоздали п избежали ареста». Среди арестованных не было ни Росола, ни Малиновского. Феликс облегченно вздохнул: хорошо, хоть они на свободе!
Протарахтев по булыжнику, фургон остановился. Открылись ворота. Тронулись снова. Пол накренился — фургон, видно, поднимался круто в гору. Потом он снова остановился. В распахнутой двери появилась фигура жандарма. Он приказал всем выходить
В тюремном дворике возле приземистой кузни толпились арестанты. Из кузни доносились мерные удары молота. Но не звонкие и веселые, а глухие, словно кузнец бил по раскаленному мягкому железу и его ручник не касался звонящей наковальни. Вскоре из кузни вышел арестант, придерживая рукой цепь ножных кандалов. Лицо у него было растерянное, он оглянулся, пытаясь улыбнуться, но улыбка не получилась, походила больше на жалобную гримасу. В кузню вошел другой арестант, и снова послышались удары ручника по мягкому раскаленному железу. Феликс впервые видел людей, закованных в кандалы...