От варшавских социал-демократов в штаб «военки» входил Дзержинский. Вместе с Федором ходили они на солдатские сходки, выпускали нелегальный «Солдатский листок», через солдат добывали оружие. На тайные встречи в зарослях ивняка на берегу Вислы собиралось иной раз до трехсот солдат, которые приходили послушать выступления революционных ораторов. Возникли боевые группы для охраны солдатских сходок от провокаторов, шпиков. Организация разрасталась, и в конце года удалось даже провести конференцию военных представителей разных гарнизонов.
Конференция проходила на улице Лешно, недалеко от Театральной площади, на конспиративной квартире. Феликс рассказал о революционных событиях в России, о необходимости поддержать российский пролетариат, о том, как важно не допускать переброски войск из Польши в Центральную Россию.
Затем выступали делегаты с мест. Слова попросил представитель Варшавской цитадели, артиллерист. Он вышел к столу в цивильной одежде. Пиджак и косоворотка явно были ему тесны, как и ботинки, которые даже с незавязанными шнурками, видно, доставляли ему мученья. Нудная боль отвлекала, мешала ему говорить. Наконец солдат не вытерпел и, не прерывая речи, сбросил башмаки с ног...
Артиллерист выступал горячо, он был убежден, что все поддержат его.
— Мешкать нам теперь нечего, — говорил он. — Захватим крепостные орудия в цитадели, наведем их на дом, где живет генерал-губернатор. В случае чего — шарахнем, и дело с концом. Потом объявим Варшаву республикой...
Оратор с башмаками в руках протопал на свое место.
Предложение артиллериста пришлось по душе многим. Поднялся шум, делегаты потребовали без долгих разговоров голосовать... Потребовалось немало усилий Мархлевского, Феликса, Федора Петрова, чтобы переломить настроение аудитории. Решили сосредоточить внимание на том, чтобы поддерживать пролетариат России, который поднялся на борьбу с самодержавием. И еще постановили: разъяснять рабочим, солдатам, что не время начинать восстание в Варшаве.
Как ни наивно звучало выступление артиллериста, оно убедительно говорило о настроениях людей, горевших желанием быстрее начать решительную борьбу с царской властью.
После неудачи, которая постигла шефа варшавской жандармерии, звезда его закатилась, он то ли уволился в отставку, то ли получил назначение в одну из окраинных губерний империи.
На место начальника охранного отделения в Варшаву прислали подполковника Заварзина из Ростова. Челобитов быстро нашел с ним общий язык, заранее разузнав через приятелей о старой службе Заварзина, о его привычках и склонностях.
Заварзин слыл мастером хитроумнейших провокаций. Где-то на юге он дал революционерам деньги на подпольную типографию, потом сам же их арестовал, раскрыл типографию и получил награду за усердие по службе.
Челобитов только потирал сухонькие ручки, дочитывая письмо от приятеля.
Начали с того, что состряпали дело об изъятии имущества купца Пинкерта: он держал гастрономический магазин на Маршалковской улице. Через агента охранки Райхеля, в прошлом уголовника — специалиста по ограблению магазинов, сколотили группу темных и малограмотных ребят. Каждому из них было по девятнадцать-двадцать лет. Райхель и подговорил их устроить налет, посулил каждому изрядный куш...
Грабителей захватили на месте преступления и объявили политическими преступниками, которые будто бы действовали по указке эсеров. Для большой убедительности Райхель подкинул им бомбу-«македонку», захваченную не так давно у эсеров-боевиков.
Провокатору Райхелю помогли скрыться. В награду дали ему сто рублей, а сотрудники варшавской охранки получили из Санкт-Петербурга поощрение за усердную службу. Новый начальник не таился от подчиненных, рассказывая им о своих «художествах», он был уверен, что именно так и надобно поступать в борьбе с крамолой.
Дверь из приемной в кабинет начальника охранного отделения часто бывала открыта, и слова Заварзина отчетливо доходили до слуха Бакая.
Однажды Челобитов прошел в кабинет начальника в сопровождении невысокой молодой женщины, одетой модно, но несколько крикливо. С высокой шляпы, закрывая лицо, спускалась густая вуаль. В кабинете они пробыли недолго, ротмистр проводил женщину и вернулся обратно.
— Как же мы назовем эту особу? — донесся голос Заварзина.
— Как-нибудь покрасивее. Она себе цену знает.
— Ну, пусть будет Гортензия... Так и запишем.
Выйдя в приемную, Челобитов склонился к столу, за которым работал чиновник для особых поручений Бакай.