Потом долго шли через ущелья, пересекали долины, поднимались на перевалы, любовались озерами, каскадами водопадов...
Путь их лежал к Морскому оку — чудеснейшему озеру, сверкающему, словно голубая жемчужина, среди скалистых гор и лесов. Но погода испортилась, пошел дождь. Он лил не переставая двое суток. Путешественники не могли покинуть свое убежище — шалаш, сделанный добрыми руками для людей, застигнутых непогодой в горах.
Неделя пролетела стремительно. Как только немного просветлело, собрались в обратную дорогу от Морского ока, которое вдруг засияло всеми цветами радуги, отражая в своих водах и краски неба, и густую зелень леса, и скалы, громоздящиеся на берегах. От озера до Закопане было верст тридцать. Следовало бы нанять подводу, но денег не было, и они бодро зашагали в обратный путь.
Шли часов шесть, добрались до Закопане, заночевали где-то на окраине в крестьянской хижине у сердобольных хозяев, а утром ранним поездом уехали в Краков.
После возвращения в Краков Феликс и Зося объявили о своей женитьбе. Зося переехала к Феликсу.
А из Варшавы пришли невеселые вести... В Королевстве Польском опять были аресты. Взяли представителя Главного правления Юлиана Гемборека, который сменил арестованного Вицека, взяли Верного... Того самого Верного, у которого Феликс бывал в гостях в Цюрихе — неунывающего, жизнерадостного. Он тогда бравировал своей неуловимостью: «Меня аресты минуют, как насморк. Я никогда не простужаюсь...» И вот провалился!
И снова, как выяснилось, дело не обошлось без провокации. Агент охранки, производивший обыск у Юлиана, сразу шагнул к тайнику, скрытому в платяном шкафу, вытащил оттуда корректуру последнего номера «Червоного штандара», прокламации, протокол заседания Варшавского комитета...
В тот вечер Феликс допоздна сидел за столом у окна, думал, писал.
Зося подошла, обняла за плечи:
— О чем ты думаешь?
— Да все о провалах... Надо самому ехать в страну. Наша защитная сеть пока ничего не стоит. Мы создали комиссию по делам провокаций, и пока никаких результатов.
— Но тебя тоже могут выследить, арестовать...
— Нет, со мной им труднее. У меня опыт, — Феликс поднял голову и посмотрел в глаза Зосе. — Знаешь, у железнодорожных строителей есть неписаный закон чести. Когда инженер построит мост, когда происходят его испытания и через мост сначала пускают груженый состав, без людей, только с балластом, инженер становится под мостом, иногда с сыном, с женой, чтобы подтвердить свою уверенность в том, что путь безопасен... Я должен поехать сам, чтобы стать под мостом, который мы строим.
— Тогда и я поеду с тобой, буду стоять рядом, — сказала Зося.
Феликс посмотрел в глаза Зосе, его лицо осветилось мягкой, благодарной улыбкой.
— Я всегда мечтал встретить такого друга, как ты, — сказал он. — Но ехать тебе нельзя, у тебя нет опыта. Иди-ка спать, я должен написать кое-какие письма.
В тот вечер он написал письмо в Главное правление Яну Тышке.
«Я не могу наладить связь с Лодзью, — писал он. — Адресов не присылают. Письма к ним не доходят. Из Варшавы ни слова. Вижу, что другого выхода нет — придется самому ехать туда, иначе — постоянная непрерывная мука. Мы совершенно оторваны. Я так работать не могу... лучше даже провал, чем такое положение. И мой провал, если бы я время от времени ездил туда, вовсе не был бы обязательным. Сидя здесь, я часто испытываю ощущение, что я только даром хлеб ем».
Феликс и раньше писал об этом в правление, и снова получил отказ. Тышка прислал резкий ответ, пригрозил, что откажется работать в Главном правлении, если Юзеф будет настаивать и уедет в Варшаву. Добровольцев ехать туда на нелегальную работу было достаточно и без него. Предложил свои услуги и Мартин, тот, кого Юзеф недавно отзывал из Варшавы. Мартин был старый опытный подпольщик, он просил выполнить только одно условие — о его отъезде не должен знать никто, кроме членов Главного правления.
Собрались ехать в Варшаву и Яков Ганецкий со Станиславом Кшесинским. Снова заговорила о своей поездке в Варшаву Зося. Просила отправить ее хотя бы на время. Она предложила забрать с собой материалы для очередного номера «Червоного штандара», который печатался теперь в Варшаве. Это значительно сократит время на выпуск газеты — не придется посылать туда и обратно оригиналы статей, гранки, корректуру и прочее. Зося была права — выход газеты постоянно задерживался, и Феликс вынужден был согласиться с Зосей, он даже сам написал об этом Тышке: