Видя, что я не настроен на откровения, девушка продолжила:
— В общем, ты не дурак. Догадайся, куда она могла деться от тебя за это время.
— Она под подпиской, — напомнил я.
— Но я-то нет. И теперь я Александра Витальевна Козлова, — гордо задрала нос и провела по бокам ладонями. — В отличие от Сани я смогу за себя постоять. И вы все у меня попляшете. И Семён, и ты. И подружки ее тоже получат. И если ты будешь портить ее жизнь, я тебя удавлю. Понял? — все попытки заигрываний испарились. В синих глазах сверкнул холод. Она не шутила.
— Очень убедительно, — усмехнулся я.
— Ты не знаешь на что способны близняшки. Я за нее убить готова, а она за меня. Обидишь одну из нас и пожалеешь. И вообще, скажи спасибо, что ты все это дерьмо сказал не Саше. Ты бы серьёзно ей это все чесал? Ребёнок не нужен, тебе не место, рефлексы, как у бактерий. Ты серьёзно так привык общаться с девушками? С девушками, которые тебя любят? Сашка же живет сердцем, она же ранимая. Ты бы ее до выкидыша довел. Животное! Разве она заслужила?
Она вновь взвилась коброй, набирая, как можно больше воздуха в грудную клетку, готовясь к очередному броску. Когда дело касалось сестры, ее несло без тормозов, как двадцатитонную фуру под откосом с отказавшими тормозами. Дабы затушить разгоравшийся пожар в моей тачке, я лениво произнес:
— Хорош. Не распыляйся зря. Все, что ты думаешь обо мне, я понял еще с первого раза. Так где художница? Пока ты не скажешь, отсюда не выйдешь.
— Она там, где ни ты, ни твои дружки ее не найдут. Тебе не о чем беспокоиться. Она красивая, найдет себе хорошего и порядочного парня, он станет папой малышу. А ты дальше кувыркайся со шлюшками и не лезь в ее жизнь. Все, вы никак не связаны. Она смогла тебя отпустить.
А я смог? Боюсь, нет.
Последние слова достали до того, что люди называют сердцем и щеманули в грудной клетке, когда представил ее с другим. Счастливую, с моим ребенком, который зовет другого отцом. Этот другой в моих фантазиях имел право касаться художницы, называл ее своей, видел ее обнаженное тело и мог им обладать. И все потому что я решил дать заднюю, не сумев разобраться со своими проблемами, побоялся в них впутывать ее.
Визуализация ее будущего играла на нервных клетках и я сжал кулаки, стараясь прийти в себя. Поздно. С самоконтролем у меня всегда были ма-а-а-ленькие проблемки.
На улице было светло, но для меня солнце утопилось на дне моря. Беспросветная тоска с всплесками злобы на топливе беспомощности просачивалась под кожу, растягиваясь по артериям. Я не мог лгать себе. Я хотел еще раз увидеть художницу. Быть с ней и чувствовать ее.
Но для нее будет лучше врозь. Свалила, значит так тому и быть. Это развязывало мне руки.
— То есть, ты тут живешь ее жизнью? Ходишь в универ, встречаешься с Красновым? — подытожил я, закуривая.
— Да. И весьма успешно. А за Краснова я еще и замуж выйду! Он симпатичный. Обеспеченный, обходительный. Вполне неплохой вариант. А что, я ему нравлюсь. Все неплохо складывается.
— Да… Неплохо. Только ты забыла про уголовное дело, которое завели на Сашу, а значит и на тебя. Готова сесть за решетку? — я с прищуром наблюдал за тем, как девчонка теряла свою самоуверенность. Побледнела, заелозила в кресле своей аппетитной задницей, пальцы ломать начала. М-да, с актерской игрой у нее проблемы.
— Ты же не допустишь этого, верно? — осторожно спросила она.
— С чего такая уверенность?
— Ты не допустишь того, чтобы имя Сашеньки было запятнано. Ты очень странный, Вестник. Ты ее вытаскивал из такой задницы, а потом сам превратился в эту задницу, запачканную тонной дерьма. Я вижу, как тебя торкает при ее имени, но при этом ты говоришь омерзительные вещи. Не знаю, что она в тебе нашла. Наверное, помимо твоей крутизны и смазливой рожи есть еще что-то, что я не смогла разглядеть. Надеюсь, ты больше никогда не появишься в ее жизни. Где Сашка я тебе не скажу. На этом закончили. Подвезешь меня до дома в знак компенсации потраченных нервов и времени?
— К Краснову? — хмыкнул я, включая «Драйв».
— Именно, — подмигнула мне.
Десять минут мы ехали в полной тишине. Каждый был озадачен своими мыслями. Я, например, размышлял на тему профессионализма своих людей. Стоило поразмыслить над сменой персонала, если эти ослы прошляпили девчонку и не заметили, как появилась вторая. И как близняшки умудрились все это провернуть? Кто-то явно в мобиле зависал и я обязательно узнаю, кто налажал. Но потом.
Девчонка же грузилась по поводу своего разоблачения. Не выдержав, она все же спросила:
— Скажи, честно: как ты понял, что я не она? Нас даже родители путают, брат. Где я прокололась?
Я не стал отвечать. Припарковавшись возле последнего подъезда, открыл изнутри дверь, кивая на выход:
— Вали, ты меня притомила, — не говорить же ей, что я заболел улыбкой художницы, а у ее сестры нет ни единого симптома моего заболевания.
— Кто бы говорил! — она закатила глаза и вышла из авто, хлопнув дверью. Отошла на метр, но потом вернулась, заглянув в окно. — А ты знал, что Сема избил Сашку и хотел отдать вашего киндера в детский дом, а перед этим тебя шантажировать? Сказал, что она его сукой станет и будет сидеть у его ноги. Тебе передал это Темир? — подмигнув мне, она развернулась и направилась гордой походкой к подъезду.
Я подождал, пока она подойдет к последней двери и, проехав вперед, крикнул ей через окно:
— Слышь, ненормальная? Ты в третьем подъезде живешь, сними корону. Она тебе обзор закрывает, — после утопил педаль газа в пол, покидая охраняемый двор.
В зеркалах не стесняясь мелькали тачки людей Волкова. Я перестал обращать на них внимание, терпеливо выжидая, когда им поступит приказ — убрать меня. В мои дела они не вмешивались, лишь только контролировали каждый шаг, докладывая обо всем боссу. Моя участь была предрешена, скоро меня спишут и избежать такой волчьей дани было практически нереально. Поэтому я не рыпался. Для Назара я был слишком опасен, чтобы оставлять меня в живых.
Запарковав авто возле офиса Козлова, я сморщился, заметив тачку Краснова. Что же, все в сборе, только меня не хватало.
Проверив ствол, направился внутрь, кивнув охране. Остановить меня тут никто не мог. Я опутал козла своими людьми. Трудно было организовать хорошую безопасность, миновав меня. Гарантию защиты в этом городе мог предоставить только я.
Поднявшись на третий этаж, я ухмыльнулся, увидев Краснова. Тот изменился в лице, когда заметил мою персону и, осмотревшись по сторонам, медленно направился в мою сторону.
— Я не к тебе. К тебе пока у меня вопросов нет, — натянуто ему улыбнулся и распахнул кожанку, демонстрируя кобуру. Я бы его прямо тут четвертовал за то, что вился возле Сани, но решил соблюдать приличие. У меня было слишком мало времени, чтобы поддаваться соблазну ревности.
Краснов отступил назад.
— Учудишь что-нибудь, пожалеешь. Понял? — процедил я. — Где Козлов?
— У себя, — он не ушел. Неторопливо проследовал за мной на третий этаж. Его остановили мои люди, не давая пройти дальше. Лишние свидетели мне были не нужны.
Козлов был у себя в кабинете. Распивал кофе, увлеченно переписываясь в смартфоне. Он не сразу заметил, как я вошел. Когда чухнул, рыпаться было поздно: я уже взял его на прицел:
— Ты правда хотел шантажировать меня тем, что сдашь моего ребенка в детский дом? Хотя, нет, я не так начал. Ты посмел поднять руку на мою женщину?
Глава 11
Я рос без матери. Она мечтала о дочери и, не смотря на запреты врачей, после сложных родов, забеременела снова. Отец пытался уговорить ее на аборт, но мать была непреклонна. Итог плачевен: батя стал вдовцом в двадцать шесть лет, имея на руках семилетнего меня. Малышку тоже спасти не удалось. Она прожила четырнадцать дней под ИВЛ, но была слишком слаба или попросту не захотела принимать жестокость этого мира. Мы остались с отцом вдвоем.
Я не любил вспоминать то время: вечные тусовки у коллег и друзей отца из-за его частых дежурств, и редкие выходные, когда он бывал дома. В такие моменты батя обычно выключал телефон и много пил. Гнобил себя в тоске по любимой женщине, коря за то, что не настоял на аборте. Винил себя в слабости. Отец очень сильно любил мать. Я и сейчас могу с уверенностью сказать: кроме нее он больше ни одну женщину полюбить не смог. В этом мы с ним полностью идентичные: если любим, то только одну и до конца. В жизни мы можем встречать много разных людей, заводить с ними разного рода отношения, но сердце ведь не Москва, правда? И не проходной двор, куда можно пускать всех без разбора. По левую сторону груди должна быть только одна.