Волков сбагрил меня на восток страны, полностью зачистив любые упоминания обо мне, стерев даже отпечатки пальцев из базы ФСБ. Я был полностью чист и обнулен, создавал себе репутацию с нуля. Я не знаю, допустил ли Назар осечку, отправляя меня на родную землю или сделал это нарочно, чтобы я сильнее страдал, но я оказался рядом с местами, где вырос. И по злому року сюда переехал брат с Ариной.
Арина меня была рада видеть, все-таки я ее сын, пусть и неродной. А вот брат, узнав, кем я стал, стал презирать сильнее. При встрече делал вид, будто мы не знакомы и запретил появляться на пороге их дома. Я маялся, но принял его условия. Следил, чтобы никто не обижал, как раньше, но не приближался. И никому не позволял его трогать, даже когда мелкий пытался отстоять правду, закусываясь с моими людьми. У него тут тоже был бизнес и мы часто пересекались. Странно, что Волков не попросил и его приструнить.
В самом начале своего пути с Волковым я встретил Веронику. Мы познакомились случайно. Она была хирургом в одной из больниц, куда я попал с ранением, так и подружились. Она стала третьей женщиной, которая могла меня успокоить и не дать зверю полностью мной завладеть и впасть в отчаяние. Но между нами ничего не было. Мы, как бы абсурдно это не звучало, стали друзьями. Я привязался к ней и к ее дочери — Ваське — белокурому и голубоглазому ангелу двух лет. Мы часто проводили с Вероникой проводили время вместе и со стороны могли казаться парой, хотя дальше поцелуев в щеку не заходило. Она делилась со мной своими проблемами, советовалась, прекрасно зная, кто я такой и всегда была рядом. Мы оба нарушили правило. Она позволила себе быть с тем, кто отправлял к ней на операционный стол пациентов, а я обрел близкого человека, хотя знал, как смогу поплатиться.
Вероника и Василиса поплатились за мой образ жизни. Криминальный мир жесток и мои попытки спрятать их не принесли результата. Дав девчонкам новые имена и отправив их за границу, я не смог их защитить. Их и там нашли, принеся мне их на блюдечке и заставив смотреть, как они страдают. Ваську убили первой, а Вероника ушла сама с проклятьями в мой адрес на устах. С тех пор я дал себе слово — не заводить друзей и близких.
С тех пор я выпустил зверя на волю, получив огромную власть, уважение и полное отсутствие жалости. До определенного момента так и было. Так бы и оставалось, если бы не художница…
Я привык к тому, что рядом со мной всегда была женщина, которая выступала в роли стоп-крана: Арина, Пташка, Вероника… Мне нужно заземление, чтобы не разнести эту планету к чертям собачьим и не наломать дров. Нужна та, ради которой я начну тормозить на поворотах и буду бояться не вернуться. Та, кто потушит огонь ненависти внутри и не даст чудовищу в глубине поработить меня окончательно. Я так нуждался в ней, что, встретив, самолично отказался, побоявшись не уберечь. Испугался, что она остановит меня. А останавливаться мне сейчас никак нельзя.
Мне нужно решить вопрос с Волковым, чтобы быть с дочерью, поэтому решение я выбрал кардинальное. Его выполнение лишает меня права иметь тех, кого я боюсь потерять.
И теперь, будучи полностью опустошенным и лишенным привязанностей, я пришел туда, куда должен: к Козлову. Урод должен наконец подписать бумаги и поплатиться за то, что он сделал с Шурой. За нее и убить было не грех.
Глава 12
— Убьешь меня за это? — Козлов хоть и нервничал, но держался молодцом. Побледнел немного, но в обмороки не падал, уже хорошо. Он вообще мужик неплохой был, только пошел неверным путем. Крысиным. Число заяв на меня из-под его руки превышало два десятка. Мужик взялся капитально за мою персону, пытаясь расправиться детскими способами. Когда понял, что те не помогут, рискнул пойти, по его мнению, моим же способом: попробовал организовать несколько неудачных покушений. На его месте после такого бы я слился из города, но Козлов сидел передо мной и внешне сохранял самообладание. Похвально.
— Считаешь, плохой повод? — уточнил я, продолжая удерживать его на мушке.
— Был бы хорошим, если бы этот повод был. Пока ты не нажал на курок, позволь задать тебе один вопрос, — получив в ответ мое молчание, он продолжил: — Сочту это за разрешение. Тебе кто про ребёнка-то рассказал? С чего ты взял, что он твой?
— К чему ты клонишь?
— С чего ты взял, что моя сестра беременна от тебя? — повторил он, выбивая у меня из-под ног почву.
Я словно споткнулся о невидимую леску, но смолчал, пытаясь понять, что этот черт задумал.
— Не ожидал? Да, она получила от меня за то, что спуталась с тобой, но про ребенка я ничего такого не говорил. — Козлов самодовольно ухмыльнулся, заметив мое замешательство.
— Что ты несешь? — спросил севшим голосом.
— А то и несу. Тебе разве моя сестра говорила, что беременна? Говорила, что ребёнок твой? Нет. Стала бы она врать, будь беременна от тебя? Тоже нет. Мне рассказали, как ты отреагировал и как хотел чуть ли не собственными руками вытащить из нее ребенка. Только дитя это к тебе не имеет никакого отношения, поэтому она не смогла тебе сразу признаться и скрывала.
Он закурил и начал играться кольцами дыма, дав мне время реабилитироваться после удара. Ревность — мой главный порок. Я мог себя контролировать в любой ситуации, но если мне казалось, что на мое кто-то посягнул или моя девушка посмела взглянуть на сторону, терял тормоза. Как не старался бороться с собой, амплитуда ревности была сильнее моего самообладания. В порыве я мог убить, мало что соображая, на этом и прогорел, попав к Волкову. Козлов, будто зная о моем грешке, бил по болевым точкам, наслаждаясь эффектом.
Меня вынесло из реальности, захлестнув в битве разума с чувствами на несколько минут, прежде чем Семен снова заговорил:
— Не ожидал? Вижу, нет. Я не знаю, зачем она повелась на тебя, может острых ощущений захотелось. Но моя девочка скоро выйдет замуж и будет счастлива. Она помирилась со своим парнем и не скрою, я рад, что этот ребёнок поставит точку в вашем блуде и про нее не будут говорить «Шкура Вестника». Теперь ты можешь завалить меня за не своего ребенка и за не свою женщину. Валяй, я готов, — он вальяжно расположился в кресле, смотря на меня с чувством превосходства, пока я переваривал его монолог.
— Хорошая попытка спасти свою шкуру, — процедил я, пытаясь сохранять самообладание, которое брыкалось и отпрашивалось покурить. — Но неудачная.
— Ты думаешь, я тебя обманываю? Саша выйдет скоро замуж, а ты был временным увлечением, пока она была в ссоре со своим женихом. Девочкам нравятся такие, как ты или я. Ее тоже понесло не в ту степь, за что и получила в воспитательной мере. Мне жаль, если у тебя были на нее какие-то планы. Стоит лучше узнавать девушек, с которыми спишь, — последнее слово он выплюнул с особым презрением.
— И за кого же она выйдет замуж? За Краснова что ли? — с иронией произнес, пряча за ней агонию хладнокровия.
— Это не твоё дело. Не лезь в дела нашей семьи и оставь мою сестру в покое. Убирайся из ее жизни, — прорычал он, но быстро сник, вспомнив про пистолет в моих руках:
— Доставай ствол из ящика и отдавай мне. Ну же, я знаю, ты его там прячешь. Не заставляй меня нервничать, — приказал ему, указывая на стол. Пора завязывать с душевными беседами, они на меня плохо влияли.
Козлов видел, что я не шучу и с прискорбным лицом открыл ящик, швырнул мне оружие. Я сбросил с него магазин, проверил наличие патрона в патроннике и откинул пистолет в угол кабинета, после уже убрал свой обратно в кобуру. Теперь можно было и поговорить.
— Я думал, мы породнимся, но раз пошла такая пляска, оно и к лучшему, — с нотами ехидства протянул я. — Значит, меня ничто не остановит закончить начатое.
Пройдя к столу, я с удобством расположился в кресле и небрежно швырнул Козлову документы. Говорить я начал только когда Семен вопросительно уставился на меня, ожидая пояснений: