— Что? — не расслышал Алекс и как-то странно на меня посмотрел. Мне показалось, в его глазах мелькнул испуг.
— Сн… — начала я и осеклась, ощутив во рту металлический привкус.
Свет мигнул, а потом кто-то включил карусели. Я непонимающе моргнула, пытаясь отстраниться от Вестника, чтобы понять, что за чертовщина со мной происходит, но он дернул меня куда-то в сторону, за кирпичный столб и стал гладить меня по волосам, что-то говоря. Неразборчиво и слишком тихо. Ничего не поняла. Хотела сказать ему, чтобы говорил четче, но не получилось, меня стало тошнить и вкус металла заполнил рот.
— «Скорую» вызывай, — донеслось отдаленно до ушей.
— Тут за углом больница есть, быстрее сами довезем.
— Черт, прикрой меня. Я донесу ее до машины.
Я с трудом разобрала голос Алекса, поражаясь чувству невесомости, когда он подхватил меня на руки. Узнала по парфюму. Мой любимый запах ванили с табаком, смешанный с его личным запахом. На других мужчинах этот аромат слышался иначе, я сравнивала. Не так они пахли, как мой личный Белиал, без которого я не представляла своей жизни.
Я вцепилась до одурения в Алекса, боясь, если отпущу, больше не увижу его. Плевать на Артема, на других мужчин. Что бы я не говорила, каких бы ультиматумов не ставила, я же прекрасно понимала, что Алекс оклеймил меня и больше я никогда и ни с кем не смогу быть. Не стоило бежать от себя и своих желаний. Я слишком сильно любила Вестника. Именно таким, какой он есть и мне было плевать, насколько он повяз в чужой крови. Я любила его настолько, что только рядом с ним могла нормально дышать. Уйти, сбежать — самоубийство, а я слишком сильно любила жизнь. Жизнь, которой, как мне показалось, уже мне не принадлежала, уступив себя коварной тьме, что вцепилась клешнями и утаскивала в свое царство.
Опьяневший от сатанической боли мозг забил панику и кто-то выключил свет, а потом включил ненадолго, разрушая мой мыслительный процесс, криком Вестника.
— Шура, не отключайся, потерпи пять минут, прошу тебя. Не покидай меня, прошу, я без тебя не смогу уже, слышишь? Хочешь, я все брошу и уеду с тобой? Устроюсь на работу каким-нибудь охранником, купим дачу, будем клубнику сажать?
— Я не хочу сажать клубнику, я ее есть люблю, — с трудом выговорила я и застонала, от жуткой боли в груди. — Болит сильно. — Поделилась, не справляясь с тяжестью век и прикрыла глаза. Может так перестанет болеть.
— Я знаю, сейчас все пройдет, потерпи буквально три минуты.
Никогда не слышала такого волнения в его голосе. Что там такое случилось, что он так нервничает? Я попыталась приподняться, но тело совершенно не слушалось, уже пугая нетерпимой болью в каждой клеточке. Казалось, боль боролась за место в моем теле, и успешно вытесняла меня саму, заполоняя все собой. Еще мне казалось, кто-то меня держал, прижимая спиной к неудобному креслу.
— Через три минуты привезу к центральному входу девушку, двадцать лет, беременность семнадцать недель, огнестрельное в грудной клетке. Встретьте нас! Шура? Слышишь меня?
— Угу, — совой отозвалась я, застонав от боли, которая стала еще сильнее, мешая нормально дышать. Ощупав себя рукой, я стала паниковать, заметив кровь. — Леш, что происходит? Я что, умираю? Это ты про меня сейчас говорил по телефону? Меня ранили? — от страха я заплакала и снова захлебнулась металлической рвотой, пугаясь еще больше, а потом все потухло, заменив боль и страх монофонической противной мелодией.
— Я тебя очень сильно люблю, слышишь меня? — вдруг шепнул мне на ухо где-то совсем рядом и что-то громко лязгнуло, пугая резким звуком.
Я сморщилась от яркого света и замотала головой, пытаясь понять, что происходит. Надо мной плыл потолок и в расфокусе мелькали незнакомые лица. Кажется, меня куда-то везли.
— Я тебя тоже люблю, — попыталась улыбнуться, но не поняла, как это делается, губы не слушались. Ответить тоже не получилось, помешал неприятный намордник на лице.
Странно, но страшно уже не было. Меня посетила госпожа Эйфория. Вдруг стало хорошо, легко, ничего не болело и стало на все пофиг. Нет, не на все. Обида где-то возникала. Потому что в кои-то веки Алекс мне в любви признался, а я даже ответить не смогла. И глаз его при этом увидеть не смогла. Это же так важно: видеть глаза мужчины, признающегося тебе в любви.
— Они же не будут против, если я немного посплю, а потом попрошу его еще раз повторить? — подумала я про себя, кайфуя от нежных лапок Морфея. Я только немного покемарю, а потом попрошу еще раз его повторить…
— Ну, все. Оперировать уже нечего. Пульса нет, у нее не было шансов. Мне очень жаль. Вы быстро ее привезли, но с такими ранами не выживают. Примите мои соболезнования.
Разочарованный мужской голос тихо произнес в коридоре заученный текст. Он звучал искренне, потому что девочка была красивая, но с такими ранами спасти ее не было шансом.
— Фиксирую время смерти: двадцать один ноль семь. Жалко-то так. Красивая…, — добавил женский голос. — И молоденькая такая. Еще и беременная… Мне очень жаль, примите мои соболезнования и держитесь. Вы сделали все, что смогли. Простите.
Глава 35
— Почему ты ей не сказал, что тебя сейчас выпускают? — спросил конвоир, после свидания с Шурой, когда мы оказались в коридоре. — Мог бы порадовать девку. Она тут каждый день отиралась, требовала пустить к тебе.
— Сюрприз хотел сделать.
Меня провели по коридору, где нас встретил светящийся радостью адвокат. Он разве что в ладони не хлопал, когда с моей персоны снимали наручники. Не, он молодец. Половину заяв «пострадавшие» забрали обратно, по поводу мэра дело развалилось еще когда я в лазарете подыхал, а остальное мы решили путем огромного залога. Меня выпустили под круглую сумму до суда. Конечно, следак скрипел зубами и, как утопленник, цеплялся за все, что можно, но давление со стороны Салима сыграло немалую роль.
Сам старик ждал меня у ворот, светясь, как наполированный самовар.
— Ты, конечно, мастак попадать в переделки. Ты в курсе, что люди Волкова в городе и уже вовсю грабастают твою землю? — он закурил папиросу и указал в сторону «Хонды» Молчуна, в которую садилась Шура. — Девочка переметнулась к другому? Мои люди следили за ней, она оперативно прильнула под бочок к твоему человеку и от него ни на шаг не отходила. Спустишь? Твой пацан работает с Волковым, кстати.
— Разберусь позже. И с ней, и с ним, — я усмехнулся, видя, как следом за Молчуном поехали Волковские парни. Артем быстро освоился, взял на себя бразды правления и подружился с Волковым. Собственно, для этого я этого парня и держал все время при себе, учил. Мне нужен был тот, кто сможет остаться после меня, когда я брошу все и свалю с художницей в закат. Я все заранее спланировал и когда Молчун вдруг внезапно пропал, чуть не поддался панике, так как он должен был принять мои дела. Сам пацан ничего не ведал и не догадывался, но, уверен, сейчас гордился степенью доверия между нами.
— Тогда поехали, у нас уже все готово, — сообщил Салим, кивая на одну из машин. — Садись… ох, прости, присаживайся в машину, тебя отвезут на место, потом расскажу весь план. Если хорошо сработаем, Волков будет у нас в кулаке, — он подмигнул мне и сел в свой «Мерс». Я прошел к указанной тачке, заняв место на заднем кресле, в компании мордоворотов Салима.
Мое положение было щекотливым. Ни пушки, ни тачки, ни моих людей рядом. У меня даже мобильника не было, потому что я оставил его Шуре.
Мы приехали в загородный поселок, где меня обшмонали, чтобы убедиться в отсутствии прослушки, оружия и прочей нечисти. Лохи. Мои бы люди сделали это на этапе посадки в авто, но учить Салима не входило в мои планы. Если у него все так хреново, у меня был шанс провернуть свое дело удачно.
После шмона пустили в дом. Пройдя по огромному коридору с высокими потолками, я оказался в просторной гостиной, по периметру которой стояли вооруженные люди. Богатый интерьер радовал глаз: дорогой кожаный белый диван по центру, сбоку настоящий камин, шкура рыси на полу, барная стойка на противоположной стене с завидным барным шкафом. Картины, явно не репродукция. Нормально старик приподнялся на своих грязных делишках. Учитывая, что это не основной его дом, стоило только догадываться, какие деньжищи стояли на кону, раз он рискнул с моей помощью разинуть пасть на Волкова. Хотя, почему догадываться-то? Я лично знал, какие суммы отдавал Волкову. Такой коттедж — только малая часть суммы, перекачиваемой к Назару.