Выбрать главу

Парнишка сделал выбор в пользу бутербродов с горбушей, маслом и сыром. Рядом поставил чай. Зеленый.

Неплохо-неплохо. Я бы, конечно, бизона слопала, а не три тонких бутерброда, но и так сойдёт. Проглотила угощение почти не жуя и жадно припала к горячей кружке, второпях обожгла язык и отставила чай в сторону. Молчун наблюдал за мной с легкой улыбкой. А он милый. Даже шрам сейчас мне не казался таким ужасающим, как в прошлый раз. У парня были добрые глаза. Красивого орехового цвета с искрой озорства, которая едва можно было заметить за его вечной напряженностью в лице. Интересно, как он оказался среди этих людей? Какая у него роль?

— Я допью чай в комнате, — опомнилась и вскочила из-за стола, боясь, что меня кто-то увидит, или Алекс проснется.

Молчун встать не успел, когда в комнату зашли двое мужчин средних лет. Скорее всего они были братьями, потому что были очень похожи: оба светловолосые, голубоглазые, невысокие.

— О, какая красота с босыми ножками! Глянь, Тим! — цокнул один, пугая меня похотливым взглядом.

— Красота-красота, но не по твою честь, — предупредил его Тим. — Это девица Вестника. Не советую к ней приближаться. Даже не смотри на нее. Тоха уже попробовал.

— Она с Вестником? — удивился первый и с любопытством стал меня рассматривать. Похоть испарилась, как только на мне появилось невидимое клеймо Вестника.

В ответ я стала их рассматривать неприязненным взглядом. А кому понравится, когда в его сторону тычут пальцем, как в зверька за решеткой, и еще удивляются, что Алекс посмотрел на такую, как я. Почему они все так удивляются? Что со мной не так-то сейчас? Дело в футболке, моем цвете коже или тут что-то другое?

— Да ладно тебе, не обижайся. Димарик не со зла, — сообщил Тим, заметив мой негатив. — Тебе повезло. Ты под надежной защитой. Даже если расстанешься с Вестником, можешь говорить, что ты его телка и тебя никто не тронет. Пока они справки не наведут, к тебе никто не имеет права прикоснуться, — он подмигнул мне и достал из холодильника бутылку пива, после чего обратился к Молчуну. — Че, пес, охраняешь ее?

Молчун не обратил внимания, будто не слышал.

— Ы-ы-ы… Говорю же, пес, — мужчина махнул рукой и открыл пиво зубами.

— Почему вы его оскорбляете? Потому что он ответить не сможет? — возмутилась я. — Это приятно, думаете? Идите и со своими друзьями так разговаривайте. Только сомневаюсь, что духу хватит. Не каждый такое стерпит и пустит, как у вас принято, другому пулю в лоб!

— А я кажется понял, почему Вестник ее выбрал. Наглая! — хохотнул Димарик.

— Ты чего? Из волонтерского движения, праведница? — моя реакция Тима удивила.

— Не люблю когда обижают тех, кто не может дать сдачи.

— Он меня все равно не слышит. Он же глухонемой, — невозмутимо ответил Тим и прошел к выходу. — Его Вестник в приюте каком-то нашел или выкупил у кого-то. С тех пор этот пес хранит верность своему хозяину. Он знает свое место, так что не расстраивайся за него так. И Алексу привет.

Они оба ушли.

— Ты меня не слышишь? — спросила я, на что Молчун никак не отреагировал. Продолжил внимательно смотреть на меня, ожидая, что скажу дальше. — Ты читаешь по губам?

Получив в ответ тишину, отвернулась от него и едва слышно буркнула:

— Ваш Вестник не парень мне никакой. Он просто мне жизнь спас и силой сюда меня притащил…

Меня прорвало на откровения. Все равно никто не слышит. Себе под нос промурлыкала про все, что произошло за сегодня. И про Егора, и про сбитого мужчину, и про то, как чуть не умерла, про Алекса… Все выложила, как на духу. Когда иссякла, почувствовала, что стало легче.

Молчун сидел позади меня и рассматривал свои черные кроссовки. Вот так и поговорила я сама с собой.

Почувствовав, что я повернулась, парень поднял взгляд, а я увидела классный ракурс и загорелась написать портрет. Я, наверное, напугала парня, потому что резко вскочила и подошла к нему:

— У тебя есть лист бумаги и карандаш? — видя, что меня не понимают, пояснила. — Я бы хотела написать твой портрет. Можно? Я быстро, только мне потребуется бумага и карандаш. У тебя есть?

Молчун не стал возражать. Уже через минуту я с увлечением писала его, запретив двигаться. Портреты у меня получались быстро. Это было моей любимой дисциплиной и хобби. В комнате две полки были битком забиты моим творчеством и все близкие обзавелись собственным портретом. Мои работы висели практически в каждом доме знакомых. Это было моей маленькой гордостью.