– Я тоже люблю. Ранние сумерки, фиолетовое вечернее небо, желтые окна… Снег. Иногда Москва просто тонет в снегу, и это так здорово! Помню, в прошлом году я едва откопала свою машину – такой накануне был снегопад… Эти елки искусственные в витринах! Кафе, магазинчики, ресторанчики, галереи… Все в огнях, в гирляндах, все так манит! Кажется, зайдешь куда-нибудь – а там тебя ждет что-то необыкновенное, интересное… то ли встреча какая-то особенная, то ли особенное событие, о котором не забыть до конца жизни. Идешь на концерт, потом до утра гуляешь в клубе. А подарки? Эти милые безделушки, без которых не обойдется ни один современный человек, – телефончики, карманные компьютеры, которые могут поместиться на ладошке, цифровые камеры, еще бог знает что… И кажется – какая прелесть эти умные игрушки, уж с ними-то жизнь точно станет счастливей и ярче!
Марат завороженно слушал ее. Половина из вещей, о которых она сейчас говорила, в силу обыкновенной бедности была недоступна для него, но какое это имело значение?.. Он слушал болтовню Жанны словно песню или сказку. Ну да, именно сказку, рассказываемую в Сочельник!..
– Помню, на день рождения Сидоров с Айхенбаумом подарили мне крошечный плеер – вот такой, ей-богу! – Она показала размеры. – Ну и что толку?.. Теперь, говорят, есть модели еще меньше, вообще с мизинец! И вот бродишь, бродишь по магазинам, ищешь подарки – для других, для себя, выбрасываешь кучу денег, убиваешь целые вечера на посиделки в этих кафе и клубах… Москва, зима, ожидание чуда! И что?
– Что?.. – переспросил Марат, раздумывая, стоит ли ему спросить о том, кто такие эти Сидоров с Айхенбаумом.
– Да ничего! – закричала Жанна уже совершенно другим голосом – сердито и с досадой. – Ни-че-го. Пустота! Любишь того, кто тебя не любит, а тебя любит тот, кто тебе и задаром не нужен… К чему этот снег, эти фиолетовые сумерки, эти огни?!.
– Я не знаю, – честно ответил Марат.
– Налей еще… – Жанна протянула ему пустой стакан.
Марат налил шампанского. Потом снова сел рядом с ней. Жанна положила ему голову на плечо – так просто, словно он был ей родным.
– Маратик, милый…
– Что, Жанна? – с трудом произнес он.
– Ты такой хороший… Нет, даже не так – ты удивительный. Настоящий друг. А лучше всего то, что тебе ничего от меня не надо… Все так надоели! Вот взять, например, Сидорова с Айхенбаумом! Они твердят, что любят меня, просто замучили… Но я на сто процентов уверена, что они и не подумают на мне жениться, если я соглашусь, – с азартом заявила она. – Это страшные люди! Нет ничего хуже этих милых современных плейбоев, этих очаровательных холостяков, которые обещают горы золотые, а на деле боятся пожертвовать и малостью… О, эта их личная свобода, их внутреннее пространство, куда они никого не пустят ни за какие коврижки!
– Ты хочешь замуж? – спросил Марат.
– Я? – Жанна задумалась. – Нет, ни за что… За тех, кого знаю, – нет, никогда! Только… – Она подняла голову, посмотрела ему в глаза. – Вот за тебя бы я вышла. Возьмешь меня замуж – а, Марат?..
«Возьму, – хотел сказать он. – Да что замуж, я жизнь за тебя отдам!»
Но от волнения ему перехватило горло, он просто сидел и смотрел на нее неподвижными глазами.
Мгновение Жанна медлила, потом засмеялась:
– Господи, Маратик, я пошутила! Все, все, не смотри на меня так! Ты такой честный, добрый… еще согласишься из жалости, а потом будешь всю жизнь со мной мучиться!
«Никогда, ни одного дня – не буду жалеть! Ни минуты и ни секунды…» – рванулась к ней его душа.
Но Жанна уже спала на его плече, уронив руки себе на колени.
Марат засмеялся едва слышно, боясь нарушить ее сон. «Она очень несчастна… И она считает меня единственным своим другом!»
Он осторожно соскользнул с кушетки, подложил ей под щеку подушку, укрыл одеялом. За окном непрерывно вспыхивали фейерверки – было светло как днем.
Это был лучший Новый год в его жизни. Счастливейший день…
Он коснулся губами ее щеки.
– Спи…
О чем-то большем он и не мечтал. Он знал, что рано или поздно она сама протянет к нему руки и сама, добровольно, отдаст ему все. Зачем торопиться, зачем нарушать очарование этой ночи, зачем ее слова – «Марат, ты настоящий друг!» – превращать в ложь?.. Не стоило уподобляться неизвестным ему, но глубоко неприятным Сидорову с Айхенбаумом – Марат это мгновенно понял. Когда она проснется, то будет ему благодарна еще больше.
– Я тебя люблю, – едва слышно произнес он, поправляя прядь ее волос. Увидел ее ухо – маленькое, аккуратное. Золотая сережка с темно-желтым камешком…
Он сидел рядом с ней и вдруг вспомнил свое прошлое – скучное, несчастливое. Жизнь в ожидании чуда – как сказала бы она.
…Его мать тоже провела жизнь в ожидании чего-то такого особенного и приятного, что так и не произошло. Она была ученой дамой, знатоком французской истории восемнадцатого века, ее уделом были монографии, научные семинары и священная пыль библиотек. Почти до сорока лет она жила надеждой встретить своего героя (вероятно, в мечтах ей являлся кто-то вроде Короля-Солнце, Робеспьера или, на худой конец, Камилла Демулена). Но нынешнее время оскудело, рождая среднестатистических мужчин, и потому ей пришлось ограничиться неким старшим научным сотрудником. Они расстались очень быстро, еще до рождения их общего ребенка. Ученая дама, страшно разочарованная, решила больше героев не искать и посвятить себя только работе. Она мечтала о девочке. О единомышленнице и помощнице. Но на свет появился Марат…
Это было новое разочарование!
Конечно, она вырастила его, воспитала, была строгой, внимательной и справедливой, какой и должна быть настоящая мать, но ни на минуту не забывала о том, сколь жестоко обманула ее судьба.
Ей снились сны – что у нее родился не Марат, а хорошенькая веселая девочка, которой надо заплетать косы и покупать кружевные платьица. Водить за ручку в детский сад и ласкать без меры. Ученая дама была уверена, что только девочек можно ласкать без меры, а с мальчиками надо быть сдержанной, ведь они – будущие мужчины. Она рассказывала об этих снах Марату. Не потому, что хотела сделать ему больно, а потому, что ей надо было хоть с кем-то поделиться своими несбывшимися мечтами.
На улице она провожала взглядами матерей со своими дочерьми, и у нее вырывалась что-то вроде: «Ах, хотела бы я быть на их месте!»
Позже, в школе, если учителя за что-то жаловались на Марата, она не раз замечала: «С девочкой таких проблем не было бы».
Их было много, этих поводов для сожаления – вроде бы мелких, незначительных, но тем не менее ощутимых, остающихся навсегда в памяти.
«Зачем тебе какая-то девочка? Я лучше. Я гораздо лучше!» – в детстве говорил он ей. Потом – перестал, когда понял, что это бесполезно.
А сам он девчонок недолюбливал. Они были соперницами – теми, кто отнимал у него любовь матери. Он видел в них множество недостатков, замечал все дурное… Они лживы, хвастливы и лицемерны. Притворщицы и плаксы. Они любят только тряпки и предают друг друга. Им нельзя верить. Они насмешливы и злобны – как уродливые горгульи на карнизе собора Парижской Богоматери (видел картинку в одной из материных книг). Форма без содержания.
Шлюшки. «Ты бы наплакалась с дочерью! – однажды, уже в юности, заявил он матери. – Посмотри, какие они! Ну посмотри! А как они ведут себя со своими матерями… Если бы у тебя была дочь, она бы давным-давно бросила тебя, она убежала бы за первыми попавшимися штанами! Они – чудовища, и странно, что ты этого не замечаешь…»
«Я бы смогла воспитать свою дочь порядочной, я бы научила ее быть благодарной, – легко возражала мать. – Все те примеры, что ты мне приводишь, – это из жизни людей необразованных и равнодушных, которые ничего не понимают в педагогике».
Она и умерла, продолжая сожалеть, что у нее нет дочери, хотя Марат ухаживал несколько лет за пожилой, очень больной женщиной лучше всякой сиделки. Он так и не дождался от нее этих слов – «нет, все-таки хорошо, что у меня есть ты!».