Когда я лег в постель, то увидел себя дряхлым стариком, в которого превращусь в далеком будущем. Я пришел в ужас при виде собственного иссохшего предплечья со сморщенной кожей и проступающими костями. Оно могло принадлежать только умирающему. Я посмотрел на свое тело - я оказался тощим, зачахшим, хрупким, тенеподобным созданием. Я знал, что был бесконечно одинок в этот момент своей жизни, в момент своей смерти, потому что давным-давно, после смерти жены решил остаться один. Кем я был? Я лицезрел самого себя, но почему я видел себя именно таким, на закате жизни? Переживал ли я смерть вместе с Элен? Было ли это видение своеобразным последним обещанием разделить с ней смерть, да еще подобным образом?
[3:45] «Нигилистическая иллюзия, доведенная до завершения нигилистическим организмом, - низшая точка небытия. Если я в состоянии осознать этот абсурд, я должен поправиться. Я надеюсь. Я невероятно напуган. Господи, помоги. Это безумная игра».
За несколько минут я превратился в нигилиста. (Семена, из которых вырос этот нигилизм, должно быть, попали в меня некоторое время назад.) Однако я подумал, что, если могу распознать это умственное расстройство и свое небытие, то должен делать это и с чем-нибудь, что существует. Я призвал на помощь Урсулу, а затем испытал шок при мысли о том, что у меня с ней связь, которая могла оказать влияние на весь мой мир. Повлияла ли она на те последние судьбоносные мгновения, проведенные мной рядом с умирающей Элен? Действовал ли я самостоятельно, в конце концов? Там вообще был «я»? Я полностью осознавал, как слой за слоем ложатся друг на друга эти мысли. Довольно странно, но эти слои формировали тело и, в некотором смысле, материю для меня, которая по большей части не существовала.
[3:50] «Снова в порядке? Нет, еще не в порядке. Была ли увиденная из окна сцена в духе Вермеера[42] реальностью? Натюрмортом? Какой интеллектуально дерьмовый способ совершить самоубийство. Почему бы не взять пистолет, как настоящему мужчине?»
Я встал с кровати и посмотрел в окно. В данном случае это было все равно, что посмотреть на окно. Я смотрел на нарисованное изображение окна. Через это окно можно было видеть девочку. Она держала лейку с водой и собиралась поливать какие-то цветы в саду. Но чем дольше я всматривался, тем отчетливей понимал, что это действительно было окно, а картина с девочкой находилась на улице. Как это могло быть? Посмотрев на картину мгновением позже, я увидел, что картина сохранила изначальный авторский стиль, только девочку переместили. Это была хозяйка дома Марлин, и она поливала цветы в саду. Но она была застывшей, каждая сцена с ней была статичной, не похожей на другие, ни в одной сцене не было жизни или движения. Я видел мазки кисти, картина была написана на гладком холсте в приятных прохладных тонах. Леди семнадцатого столетия (по имени Марлин) в плотно повязанном на голове платке стояла над геранью с лейкой в руке и, судя по всему, поливала цветок. Я наблюдал за ней через окно. Она и окно были частью одной картины. Если предметы двигались, то в чьем-то чужом времени.
В целом, господствовало настроение смерти или умирания. Я знал, что избежал последнего момента, позволив времени и природе сделать все за меня, сделав мир вокруг себя неживым и позволив себе распадаться. Продолжая жить, я каким-то образом спасался от неизбежного.
[4:00] «Возможность восстановления? Нет, я вновь ее утратил».
[4:20] «Лучше, чем снаружи, но когда снаружи, тогда уж точно снаружи. Окно - это игра ума. Отлично. Это полнейшее безумие. Мой отец, безошибочно узнаваемый, вон прямо там говорит со мной по-русски, читает мне своим спокойным голосом. Я очень маленький, сижу у отца на коленях. Я не был враждебен, просто самоуверен».
Я, двухлетний мальчик, сижу на коленях у своего отца. Он с любовью учит меня русским словам, при помощи которых разъясняются буквы русского алфавита в детском букваре. Я слушал, как отец произносил букву, потом слово, а я повторял за ним, ерзая у него на коленях. Я думал, что он точно пытается увековечить свою жизнь через меня и что это не любовь, но, скорее, эгоизм. Но я чувствовал свое превосходство, потому что был сильным и решительным и не собирался учить эту его чепуху.
Как можно быть таким самонадеянным в возрасте двух лет! Как-то можно. Я смог. Определяет ли состояние сознания ребенка окончательный характер взрослого? Но тогда я был ребенком, не взрослым. Это не было воспоминанием о том, как я сидел у отца на коленях, когда мне было два годика; мне действительно было два года, и я сидел у отца на коленях. Я смотрел на букварь глазами двухлетнего ребенка и видел цветные буквы на бумаге. Мы находились в очень высокой, широкой и длинной комнате.