— Пристроили мы твоего Зайку, — успокоил я альбиноса, который, видать и вправду прикипел к своему ослу, принимая монету из рук гнома. — Ну а ты, Четырехпалый, не держи обиды, глядишь, еще встретимся.
— Встретимся, — утвердительно кивнул гном, но протянутую руку так и не пожал. Как же тяжело с этими гномами.
Минут через пятнадцать вернулся десятник и они с гномом отошли в сторону «шушукаться», нам же было заняться нечем. Минут через сорок Косут объявил посадку, и мы загрузились на борт галеры. Один раз я уже побывал на такой, но в тот раз судно было пустым, сейчас оказалось, что на нем ужасно тесно. Тридцать четыре разумных плюс груз с трудом помещались на борту галеры, и, скажем прямо, удобство было ниже среднего. Команда заняла свои места на веслах, десятник на носу, а нас с Ико усадили на корму рядом с барабанщиком, который представился как Тощий Боси, хотя этот тощий был раза в полтора шире меня в плечах и я бы назвал его жилистым.
— Отдать швартовы! Боси, заводи! — скомандовал Косут.
Барабанщик хрустнул пальцами, залихватски свистнул и негромко запел, аккомпанируя себе на барабане:
Кто готов судьбу и счастье
С бою брать своей рукой,
Выходи корсаром вольным
На простор волны морской!
Песню подхватили гребцы и над гладью воды раздались грозные голоса:
Ветер воет, море злится,-
Мы, корсары, не сдаём.
Мы — спина к спине — у мачты,
Против тысячи вдвоём!
Нож на помощь пистолету -
Славный выдался денёк!
Пули сломит их упрямство,
Путь расчистит нам клинок!
(Старая морская песня за авторством Джорджа Стерлинга, очень примерная датировка — 1920 г)
Неожиданно водный поход оказался очень увлекательным занятием. Местами ночная вода светилась голубыми и фиолетовыми оттенками, от фосфоресцирующего планктона. До нее можно было дотянуться рукой, совсем чуть-чуть свесившись за низкий борт.
— Тощий, а почему Косута зовут десятником? Ведь у него судно и тридцать один человек в подчинении, — решился я задать давно интересующий меня вопрос.
— Так мы же из абордажников, — просто ответил тот, словно сказав очевидную истину, но, видя мой непонимающий взгляд, пояснил. — Когда нет войны, нас — абордажников, чтобы не мозолили глаза начальству и не списывать на берег, отправляют в прибрежные патрули. Вот скажи, может быть на судне два капитана?
— Ну, нет, наверное, — от морского и военного дела я далек, но точно знаю, что в нашем флоте, на Земле, на одном корабле может быть даже три капитана зараз, правда, разных рангов и один из них самый главный.
— Вот и адмиралтейство также подумало, и поэтому наш Торопыга — десятник абордажной команды. А если по совести, то ему давно пора уже и свой корабль, и звание получить, — шепотом, не переставая отбивать ритм, отозвался о начальстве барабанщик.
После небольшого раздумья, я признал, что, несмотря на некоторые странности, идея очень толковая. Абордажники при деле, на практике закрепляют полученные навыки, в это же время государству прибыток, так как кадровые военные на зарплате гоняют всякую шушеру, которая хрена с два сможет им что-то противопоставить. Т — толково.
— И что, часто вас так гоняют? — поинтересовался я.
— Когда как, но это военная тайна, — уклончиво ответил Тощий, и страшно выпучил глаза.
Ну, тут все понятно, если за дело берется армия, то есть смены и маршруты патрулирования, вот только эта информация «не моего ума дело».
— А почему у него прозвище такое? — спросил я.
— У Косута-то? Думаешь, неподходящее? — с улыбкой спросил матрос.
— Ага, — кивнул я в знак согласия.
— Это тоже страшная тайна, — хмыкнул барабанщик, — но при случае спроси его сам.
Ясно-понятно. Кто задает глупые вопросы, тот получает глупые ответы. В общем, беседа получилась занятной и Боси охотно травил байки, в полголоса, но при этом информативной ее назвать было сложно.
Халявили на судне только мы с альбиносом, все остальные занимались делом. Морские просторы были далеко, мы шли всего в сотне метров от берега, и это была вовсе не развлекательная прогулка. Тощий отбивал ритм, гребцы, понятно дело, гребли, десятник всматривался в ночную тьму, с помощью какого-то магического аналога подзорной трубы. Поковыряться мне в нем не дали, да я и не напрашивался, но рассмотреть успел. Артефакт выглядел как монокль с черным стеклом, и, самое интересное, что он позволял рассмотреть происходящее на берегу даже ночью.
Шли на веслах до самого рассвета, затем капитан объявил «привал» и мы скоро причалили к берегу. Я думал, моряки будут себя вести, как на пирсе Босана, но на этот раз они действовали как военное подразделение: пятеро ушли в разведку и только по их возвращению, десятник разрешил высадку. Матросы засуетились, собирая дрова для костра. Каждый знал свое дело, лишь мы с альбиносом стояли на берегу и ковырялись в носу.