— Это уж точно, — отозвались девочки.
— Дети! — сказал папа, поднимаясь по лестнице. — А ну-ка немедленно спать! Что это вам взбрело в голову разговаривать по ночам?!
На этот вопрос не полагалось давать никакого ответа, но ответ все же прозвучал — правда, очень тихо и под одеялом.
— Взбрело? — пробормотал Сирил, — Кажется, нам пока еще ничего не взбрело. И непонятно, взбредет ли вообще…
— Но у нас же есть волшебный ковер — и Феникс, — сказал Роберт.
— Если сейчас войдет папа и увидит, что ты все еще болтаешь, ты получишь еще кое-что, — ответил Сирил. — Так что заткнись.
Роберт заткнулся. Но при этом он прекрасно понимал (как, впрочем, понимаете и вы), что приключение с ковром и Фениксом еще только начиналось.
Папа с мамой не имели ни малейшего понятия о том, что случилось во время их отсутствия. Так часто бывает — даже в тех домах, где не водятся Фениксы и волшебные ковры.
На следующее утро… Однако вам придется набраться терпения и подождать до начала следующей главы, в которой подробно говорится о том, что случилось на следующее утро.
Глава II
КОВАРНАЯ БАШНЯ
Итак, дети видели собственными глазами, как из яйца, закатившегося им в камин, вылупился Феникс, а также слышали собственными ушами, как он сказал, что лежавший на полу детской ковер — на самом деле волшебный ковер, который может перенести вас, куда ни попросишь. Тут у детей как раз возникла необходимость срочно перенестись в кровати, что и было исполнено. Феникс же отправился отдыхать на гардину, что висела над окном спальни.
— Прошу прощения, — раздался мягкий голос Феникса, в то время как его же клюв деликатно раздвинул веки на правом глазу спящего Сирила, — но, судя по всему, рабы уже проснулись и сейчас готовят на кухне завтрак. Проснись! Мне нужно кое-что выяснить перед тем как… Эй! Нельзя ли поосторожнее?!
Последние слова он прокричал уже с карниза, куда перепорхнул, спасаясь от кулака Сирила, который — по привычке, свойственной всем детям, когда их внезапно будят, — принялся отмахиваться им от надоедливой птицы. Феникс мало общался с детьми и не знал их привычек, а потому его чувствам был нанесен немалый урон. Хорошо еще, что крылья не пострадали.
— Прости, я не хотел, — сказал Сирил, постепенно приходя в себя. — Вернись, пожалуйста! О чем это ты там говорил? Кажется, что-то насчет завтрака?
Феникс соскользнул с гардины и осторожно примостился на железной спинке кровати.
— Ну и дела! Так ты и впрямь настоящий! — сказал Сирил. — Вот это здорово! А ковер?
— Не более настоящий, чем обычно, — презрительно ответил Феникс. — Но, между нами говоря, ковер — это всего лишь ковер, а я — единственный и неповторимый Феникс.
— Да-да, конечно, — поспешно согласился Сирил, — именно это я и имел в виду. А ну-ка. Бобе, подымайся! Не забывай, засоня, что у нас теперь есть кое-что, ради чего можно встать пораньше. Кроме того, сегодня суббота.
— На протяжении всей этой долгой и бессонной ночи, — сказал Феникс, — я предавался размышлениям и в конце концов пришел к выводу, что мое вчерашнее появление не произвело на вас подобающего впечатления. Две тысячи лет назад люди были гораздо более впечатлительны. Кстати, вы, случайно, не знали, что из моего яйца может кто-нибудь вылупиться?
— Конечно, нет! — сказал Сирил.
— Даже если бы мы и знали, — сказала Антея, которая, заслышав серебристые трели Феникса, появилась на пороге спальни в ночной рубашке, — то никогда и ни за что не смогли бы предположить, что из него вылупится такое великолепное создание, как ты. Золотая птица улыбнулась. Вы никогда не видели, как улыбаются золотые птицы?
— Видишь ли, — продолжала Антея, кутаясь в робертово покрывало, так как утро выдалось довольно холодное, — с нами и раньше случались всякие вещи. — И она рассказала Фениксу о песчаном эльфе Псаммиаде.
— Ага! — сказал Феникс, — Псаммиады встречались редко уже в мое время. Я припоминаю, что меня любили называть «псаммиадом пустыни». Меня, вообще, всегда очень любили — уж не знаю, за что.
— Так ты тоже исполняешь желания? — спросила Джейн, которая к тому времени успела проснуться и присоединиться к разговору.
— Слава Богу, нет, — презрительно произнес Феникс. — По крайней мере… Но чу! Я слышу чьи-то шаги и считаю за лучшее на время исчезнуть.