Благодаря своей специфической способности выпрямляться при любых обстоятельствах эти довольно странные куклы-неваляшки оказываются весьма подходящим символом традиции дзэн. Дзэн — это доктрина равновесия, требующая уравновешивания всех составных частей жизни в качестве необходимого предварительного условия духовного понимания. Изучающие метафизические предметы поступят разумно, если последуют примеру секты дзэн и будут хранить молчание в эзотерических делах, потому что отнюдь не маловажным моментом в учениях Бодхидхармы является тот весьма очевидный факт, что подлинные тайны жизни ни при каких обстоятельствах нельзя передавать от одного к другому и что все, кто пытаются разгласить тайны Закона, обнаруживают тем самым, что не посвящены в эти тайны. Нагасэна уподобляет человека дереву, ветви и листья которого колышут ветры крайностей и излишеств, нарушающие спокойствие внешней жизни. Стволом этого дерева служит разум, неподвластный действию ветра. Обратимся к собственным словам Нагасэны: «Буря раскачивает ветви дерева, но ствол остаётся неподвижным. Точно так же разум архата, привязанный к крепкому столбу самадхи шнуром четырёх путей, остаётся невозмущённым, даже когда тело испытывает боль». Дзэн учит, что надежда человека состоит в спокойствии разума, так как, в то время как внешние чувства и восприятия безнадёжно изменчивы, заключённый внутри разум можно установить на непоколебимые основы осознания того, что превратности внешней жизни не оказывают никакого влияния на безмятежность внутреннего мира.
КОГДА МЁРТВЫЕ ВОЗВРАЩАЮТСЯ
Противники веры в то, что умственные способности человека переживают разложение его физического тела, заявляют в качестве доказательства смертности, что мёртвые не возвращаются. Явления спиритизма не принимаются материалистами как подтверждение такого выживания по причине трудностей, возникающих у любого, кто вознамерился бы физическими средствами установить, не являются ли такого рода проявления ловким обманом. Однако было бы ошибкой полагать, что составить карту невидимого мира можно исключительно с помощью ясновидения. Люди умирали и снова жили в этом мире, ибо, вернувшись из долины теней, они с мельчайшими подробностями описывали всё, что им довелось там пережить и увидеть, причём в своём большинстве они никогда не верили ни во что метафизическое. Небезынтересно, что до своей загадочной смерти и чудесного воскресения они были склонны к излишествам и эксцессам, а после возвращения из подземного царства все они поголовно становятся людьми примерной нравственности и начинают вести новую, благочестивую жизнь, испытав потрясение от ужаса всего, что им пришлось пережить.
С точки зрения атеистов смерть рассматривается как конечное рассеивание как живого существа, так и его интеллекта, тогда как верующие считают её началом духовного состояния, когда скорбь исчезает и все вещи чудесным образом достигают совершенства. Для людей здравомыслящих должно быть очевидно, что обе эти крайние точки зрения по меньшей мере страдают отсутствием логики. И если в природе существует либо разум, либо логичность, порядок в мире или справедливость в божественном плане, значит, все вещи должны пребывать в гармонии с самими собой. То, что грядёт, должно быть оправдано тем, что ему предшествует; цели должны определяться в соответствии с имеющимися средствами, и все состояния должны порождать свои подобия. Когда человек исчезает из круга физических связей, это обстоятельство вряд ли даёт право заключить, что он или полностью прекратил своё существование, или обожествился. Если бы люди перестали жить в ожидании некой необоснованной посмертной метаморфозы и жили в настоящем так, словно им предстоит продолжать своё существование в виде самих себя на всём протяжении времени и пространства, у них появился бы гораздо больший стимул улучшить своё нынешнее поведение.
Все мы склонны преувеличивать важность смерти как некоего эпизода в жизни. Смерть рассматривается как изменение состояния, тогда как на самом деле это только изменение места. Такое изменение не может стать причиной существенного различия в моральном или этическом плане. Как в жизни, так и в смерти человек не делается ни лучше, ни хуже в зависимости от того, где он находится, — это определяется только тем, что он собой представляет. Никто, переходя из одной комнаты в другую, не изменяет свой характер в дверном проёме точно так же, как не сбрасывает вместе с одеждой свои убеждения. Жизнь и смерть — это термины, принятые древними для символического обозначения планов человеческого сознания. Под смертью следовало бы понимать такое состояние неведения, которое возникает в результате вторжения материальных импульсов в сферу рациональной природы, а под жизнью — такое стимулирование энергий души, благодаря которому человек освобождается от рабской привязанности к иллюзиям материальности. Перефразируя аргумент Плотина в духе Платона, можно сказать, что после того как душа соединилась с телом, столь большая её часть спит или затемнена, что единственным её занятием оказывается стимулирование чувственных восприятий. Следовательно, воскресение — это не возвышение тупой массы тела, а скорее возвышение разума над этой массой. Любое феноменальное превращение жизни в смерть или смерти в жизнь, если оно не сопровождается духовным озарением, представляет собой лишь переход от сна ко сну, от видения к видению, подобно человеку, переходящему в темноте с одной кровати на другую. Все реальные изменения должны происходить в душе, а ими, в свою очередь, пропитывается и тело. Превратности, которым подвергается тело, такие, как его приходы и уходы, хотя и не оказывают прямого влияния на качество души, могут воздействовать на неё косвенно, поскольку разум, размышляя над явлениями, приходит к анализу фактов.