Теперь он не такой изможден, каким был тогда, что не удивляет, ведь его больше не пытают и не мучают голодом. Грудные мышцы и мышцы рук окрепли и стали более рельефными. Красивые коричневые полосы на боках спускаются к узким бедрам, а потом скрываются под его штанами. Если память мне не изменяет, у него все ноги в таких полосах. Я краснею. Почему у меня всплыло это воспоминание в голове?
Он очень внимательно всматривается в воду, его темная, рыже-красная грива свисает вокруг его лица. Его хвост водит круги по воде, вынуждая рыбу сбиваться в плотный шар перед ним. Внезапно он резко погружает в воду руку и выдергивает её уже с рыбой. Рыбина дико бьется у него в руке и открывает рот. Он откусывает ей голову, а потом швыряет ту на берег к моим ногам, где уже валяются еще две рыбы. Элайджа выходит из воды, мокрые штаны плотно облепляют его бедра.
— Что это? — спрашиваю я, указывая носком своего ботинка на дохлую рыбу.
Он ухмыляется.
— Обед.
Мы усаживаемся на плоские камни, и он начинает потрошить рыбу. Солнце печет ему спину. При ближайшем рассмотрении, обнаруживаешь, что у его кожи красноватый оттенок, как у скал, что вокруг нас. Она очень сильно контрастирует с алебастровой кожей Эша. Они как зима и жаркое лето. Эш высокий, а Элайджа коренастый. У Эша вытянутое и угловатое лицо, у Элайджи квадратное и волевое. Даже губы их отличаются — у Эша бледные и прямые, у Элайджи алые и чувственные. Я понимаю, что палюсь на него и отвожу взгляд.
— Похоже, Люпины потеряли наш запах, — говорит он. — Я не слышу их уже больше часа.
Мои плечи расслабляются. А я ведь даже не замечала, насколько они были напряженными.
— Никогда прежде не видела, что бы кто-нибудь ловил рыбу голыми руками, — говорю я, кивая в сторону нашего обеда.
— Мой брат, Ацелот, научил меня. Обычно этим отец занимался, но... — Он вздыхает, в его глазах мелькает боль. — У него находится не очень много времени для меня.
Я сползаю с камня и усаживаюсь рядом с ним, чтобы помочь с приготовлением обеда. Я не люблю есть сырую рыбу, но слишком голодна, чтобы выпендриваться. Мое колено случайно касается его, когда я наклоняюсь, чтобы забрать одну из рыбин, но он не делает никаких попыток отстраниться. Я брезгливо засовываю пальцы в разрез, оставленный Элайджей на рыбьем брюхе, и вытаскиваю её внутренности.
— Ты упоминал, что твоя мама была генетиком, — говорю я, стараясь как-то отвлечься от рыбьих кишок.
Он кивает.
— Её работа преимущественно была сосредоточена на ксенотрансплантации...
— Ксено чём?
— Она занимается пересадкой клеток и органов одного вида другому, — объясняет он. — Потому что, на данный момент, Бастетов осталось очень мало, донорство среди моего народа практически неслыханная вещь в наши дни, поэтому она пытается найти альтернативу, на случай если мы заболеем.
Я думаю о шраме на своей груди, и моей пересадке сердца, когда была еще совсем маленькой. Я могла бы умереть, если бы не доктор Крайвен, который забрал сердце у Эвангелины и отдал его мне.
— Я люблю помогать маме в лаборатории. Ну, любил, пока она... — Он пристально рассматривает свои руки, которые покрыты рыбьей чешуей. — Как думаешь, её пытают, как Полли?
У меня сжимается сердце, когда я думаю о своей сестре. Положа руку на сердце, если Стражи схватили маму Элайджи, то они определенно пытают её и допрашивают. Именно так они всегда и делают. Однако ему не нужно об этом думать.
— Мы вернем её, — говорю я, легонько касаясь его загорелой руки.
Он смотрит на свои руки, на то место, где к ним прикасаются мои пальцы, и его шея сильно краснеет. Он поднимает свои медовые глаза и долго и пристально смотрит в мои глаза, и неожиданно, я сама чувствую, как меня бросает в жар.
— У тебя на ноге рыбья кровь.
Я вздрагиваю, услышав голос Эша. Разволновавшись, я быстро отдергиваю руку от Элайджиной руки. Эш прислоняется к стене пещеры, большие пальцы заправлены за шлевки пояса. Прежде я никогда не видела такого жесткого выражения на его лице. Я кладу на камень выпотрошенную рыбу.
— Я думала, ты уснул, — говорю я.
— Извини, что разочаровал, — отвечает Эш, пока Элайджа натягивает свою рубашку.
Мои щеки краснеют. Я не очень понимаю, почему злюсь на Эша за его намек на то, что между Элайджей и мной что-то есть, хотя, возможно, он был в какой-то степени прав, по крайней мере, совсем чуть-чуть. Эш подходит к воде. Я подхожу к нему.
— Ничего такого не происходит, — успокаиваю я его.
Я пытаюсь взять его за руку, но он убирает её в карман, не давая мне это сделать.
— Почему ты себя так ведешь? — спрашиваю я.
— Извини, — бормочет он, наконец, беря меня за руку. — Похоже, меня выводит из себя, когда полуголые парни флиртуют с моей невестой.
— Он не флиртовал...
Эш приподнимает бровь.
— Даже если и так, это ничего не значит, — говорю я. — Ты ведь знаешь какой он.
— Ну да, — отвечает он. — Но это ты меня удивляешь.
Я одергиваю руку, теперь совершенно точно разозлившись.
— Ты просто смешон, — огрызаюсь я. — Ничего не было. Он расстроен, и я просто утешила его. Только и всего. Я...
Я не договариваю, так как мы неожиданно погружаемся в сумерки. Не понимая, что происходит, я поднимаю голову вверх к расщелине, воздух вокруг нас начинает гудеть. У меня душа уходит в пятки, когда вижу, как Эсминец медленно проплывает по небу.
Они нашли нас.
Мы бросаемся прочь от большого отверстия пещерной «крыши» и прижимаемся спинами к каменным стенам, стараясь слиться с ней. Эсминец закрывает собой большую часть солнечного света, работающие двигатели заставляют водную гладь вибрировать.
— Они нас видели? — шепчет Элайджа.
— Скоро узнаем, — бормочу я, глядя неотрывно на люк дирижабля. Если они поймут, что мы здесь, то люк откроется в любой момент и к нам спустится Транспортер. Мы ждем, проходит одна мучительная секунда за другой, пока Эсминец кружит над головой. И только спустя, кажется, вечность в пещеру вновь проникает свет, и над нами опять голубое небо. Они улетели.
Я выдыхаю. Мои нервы на взводе.
— Сколько часов осталось до заката? — спрашивает Эш.
Я сверяюсь с часами:
— Шесть.
— Мы выходим, как только стемнеет, — говорит он.
Мы сидим на наших пальто, пока Элайджа заканчивает потрошить рыбу. Между нами с Эшем все еще висит напряженность. Мы еще расстроены из-за нашей ссоры. Возвращается Элайджа и предлагает мне немного рыбы, но я потеряла аппетит. Вместо того чтобы есть, я достаю из вещмешка Эша портативный экран и с тихим звуком прослушиваю последние новости, не желая привлекать внимание к нашему месту-стоянке, если вдруг Люпины все еще где-то рядом.
— Прости меня, — шепчет мне Эш.
— И ты меня, — отвечаю я.
Он обнимает меня, все обиды забыты.
Мы все втроем собираемся возле экрана. В штатах Огненные пороги и Черная река произошло несколько стычек, плюс повстанцы нанесли три удара по оружейным заводам в Галлиуме. Роуч, Жук и Дей продолжают придерживаться своего задания и отвлекают Стражей на себя, пока мы ищем «Ора», но как долго у них это будет получаться?
Наконец-то наступает ночь и пора трогаться в путь. Мы собираем наши пожитки и выходим из пещеры тем же путем, которым пришли, а потом несколько часов идем вдоль реки и натыкаемся на стадо отдыхающих лошадей. Я то и дело высматриваю дирижабли Стражей, но нигде их не вижу.
Эш останавливается и указывает в сторону обрыва.
— Там есть впереди тропа. Мы должны по ней идти к вершине ущелья.
В лунном свете я еле-еле умудряюсь разглядеть тропку, петляющую по скале.
— Тропинка, похоже, очень крутая, — озабочено говорю я. — Скорее всего, мы будем взбираться по ней целую ночь.
— А почему бы нам не поехать верхом? — Элайджа указывает в сторону стада животных.
— Ты же это не серьезно? — спрашивает Эш.