Мне очень не нравилось, что самураи, как бы приглашали меня двигаться к месту встречи с агентом, или оставленному там тайнику кратчайшим путем, но иного варианта действий я не видел. Сроки не позволяли ждать, продолжив наблюдения или двигаться в обход. Местом встречи или закладки тайника было заранее оговорено в протяженной балке, тянущейся вглубь японской территории в километре от покинутой японцами сопки. По озвученной для всех сопричастных к моему разведывательному выходу легенде, я, командир батальона сто сорок второго танкового полка, в штате которого я до сих пор числился. Целью разведки являлось проверка балки на предмет установки японцами минно-взрывных и инженерных заграждений, которые бы могли помещать танковому полку выйти в тыл атакующей наши позиции японской пехоте.
Оставив прикрытие на посту, мы с «комсомольцем» медленно выдвинулись в сторону балки. К моему удовольствию я правильно выбрал направление, мы, почти сразу вышли к пологому спуску, пригодному для движения легких танков. Проехав по балке метров пятьсот, я сделал рукой знак, чтобы «комсомолец» оставался на месте. Очевидно, он меня сразу не понял, и когда он попытался двинуться вперед, я сделал зверское лицо и повторил движение рукой. Не хватало еще, чтобы посторонний человек увидел агента или сигнал, указывающий на наличие тайника с заложенным донесением.
Агента я знал в лицо, мы встречались пару раз, с того момента, что он был передан на связь со мной. Типичный монгол, с исчерченным глубокими складками лицом, на вид от тридцати до пятидесяти лет. Я думаю, что до внедрения на территории противника он заканчивал ту же разведшколу под Читой, где на краткосрочных, но очень интенсивных курсах учился я. Маленькая монгольская лошадка с мешком на морде и с обмотанными мешковиной копытами двигалась почти бесшумно, комсорг, на такой — же лошади, недвижимой статуей, застыл позади. Когда до очередного поворота балки оставалась метров десять, я услышал, отчетливо прозвучавший в застывшем, промерзшем до хрустальной прозрачности, воздухе, шепот. Кто-то очень тихо прошептал по маньжурски:
— Сколько еще ждать?
Тут же, еле слышно, по маньжурски, но с характерным японским акцентом прозвучал ответ:
— Заткнитесь все.
Я замер. Скорее всего, за поворотом меня ждут в засаде баргуты — маньжурские кавалеристы под командой японского офицера. Значить агент раскрыт и наверняка схвачен и выпотрешен до конца. Я очень сомневаюсь, чтобы кто-нибудь смог бы не ответить на вопросы, настойчиво задаваемые самураями из контрразведки, с их безграничной фантазией в области применения восточных пыток.
Я сунул руку в карман полушубка, где всегда лежал мой последний шанс — граната «Ф-1», убойная и надежная. Если кинуть гранату за поворот, то есть шанс уйти.
— Товарищ капитан, почему вы остановились? — отчетливо и громко прозвучало сзади. Я скосил глаза вбок. «Комсоргу» удалось неслышно приблизится ко мне и, сейчас, он весело скалился мне в лицо: — мне кажется, что вас там ждут, двигайтесь вперед.
Свой аргумент он подкреплял обрезом винтовки, кажется, в девичестве это была японская «арисака», что недвижимо смотрел мне в лицо огромным черным обрезом ствола. Потом предатель улыбаться перестал:
— Давай вперед и без глупостей.
Терять мне было нечего. Сдача в плен японцам капитана из разведывательного отдела штаба армии было не мысленным. Даже если останусь жив после интенсивных допросов, семью — жену, сына и дочь ждет незавидная судьба, поэтому для меня варианта, кроме героической гибели, желательно с подтверждением ее, не существовало. Необученную лошадь на дыбы поднять не удалось, но развернуть ее и прикрыться я смог, что заставило «комсомольца» замешкаться с выстрелом, а может быть ему была дана команда не стрелять в меня. Я привстал на стременах и из всех сил, не глядя, швырнул гранату в сторону засады, а потом потянул «наган» из кобуры. Лицо комсорга приняло плаксивое выражение, и он, вытянув руку с обрезом в мою сторону, выстрелил.
Удар бросил меня на заднюю луку седла, я повис на крупе вертящейся, напуганной взрывом гранаты и выстрелом в упор, лошади. Глядя в мечущееся перед глазами черное небо с яркими звездами, уже не имея сил поднять раскинутые в стороны руки, я вспомнил, где я видел этого ловкого и хваткого комсорга. Тридцать девятый год, третья атака за день на изрытые траншеями, курящиеся ядовитым дымом, но еще зло плюющиеся огнем, японские позиции. Половина «Т-26» моей роты чадят жирным дымом впереди. Мой командирский танк, с заметной издалека дугой антенны вокруг башни, за последние четыре часа потерял гусеницу и дважды был пробит японскими противотанковыми снарядами в тонкую броню клепанного корпуса. И вот по рации, среди хрипа помех, я скорее угадываю команду командира полка на новую атаку.