— Я обязательно сюда вернусь затем, чтобы оживить отца, — поклялся Май.
— И я вернусь, — блеснула глазами Фатима.
О том, что ему тоже хочется побывать в своём прошлом, дети, конечно, догадались. И вот теперь он ждал, когда они проснутся, чтобы сообщить им, куда прилетели. Пожалуй, неплохо бы показать им Интернополь, один из первых городов братства.
Под ногами шуршала листва и было приятно ступать по её мягкому ковру. Айка шла осторожно, не спеша, ещё не привыкнув к новому состоянию, когда все тело живое, движущееся и нет надобности ни в коляске, ни в какой другой опоре.
Купальный сезон уже кончился, море рябилось серыми, по — осеннему пасмурными барашками. Каждый день после тихого часа она приходила на пляж и, бросив на песок вязаную подстилку, подолгу сидела у маслины, следя за полётом чаек, летающих над водой с протяжными криками.
То, что она встала на ноги, не было чудом: каждый день её, по сути, был движением к этому. Но теперь, когда усилия врачей и её собственные увенчались успехом, — она передвигалась без какой — либо опоры, — все вдруг потеряло смысл. Зачем эта радость движения, если теперь обездвижен тот, кто так хотел видеть её здоровой? И все — таки радость была. Телесная. От ощущения пружинящей под ногами земли, просто от непривычности вертикального положения. Но переживать эту радость было горько и совсем не хотелось о ней говорить даже со Светланой, с которой она сблизилась после той страшной минуты у салторийского кинотеатра.
Светлана работала медсестрой в соседнем корпусе, и встречались они почти ежедневно.
— Хорошо великим, о них помнят долго, — сказала как-то Айка. — А простые, незаметные, хорошие люди? Разве они заслужили забвения лишь потому, что природа не наградила их гениальными способностями?
— Человек живёт в памяти тех, кто знал его, — ответила Светлана и смутилась. — Понимаю, все это дежурные слова… И все же, Айка, придёт время, боль притупится, будем ходить с тобой в дискотеку, на спектакли. Кстати, с тобой хочет познакомиться друг моего Марио.
Айка нахмурилась. Разве так уж обязательно иметь кого-то? Поступит в институт, получит специальность, будет работать — совсем немало, чтобы жизнь была наполненной. А по стандарту пусть другие строят свои судьбы.
Иногда прихватывала на пляж томик Флеминга и, читая, воображала, что Гали рядом лежит на песке, подперев ладонями голову, и внимательно слушает её. Порой так чётко видела его, что сердце начинало колотиться, и она мысленно говорила: «Раз я общаюсь с тобой, помню о тебе каждую минуту, значит, ты и впрямь жив. Теперь мы всегда вместе. Вчера на полдник был виноград, сладкий, крупный, я ела, а рядом был ты, и я дала тебе кисточку. А потом мы наблюдали вдвоём закат: солнце раскалило облака, и, казалось, они с шипением падают в море, вода была розовой, откуда — то несло дымком».
В этот раз, усевшись под маслиновым кустом, Айка мысленно рассказала Гали о недавнем консилиуме, на котором какой-то профессор попросил её обстоятельно описать ту минуту, когда она встала, и Буков сердито прервал любопытствующего.
— А вчера, Гали, — сказала она вслух, — Светлана сообщила, что Батиста арестовали. Так что и он, и Пашка не остались безнаказанными. Я все время задаюсь вопросом, заявил бы ты о Батисте, не случись твоей гибели?
— Конечно. Собирался на следующий день, но не успел.
Айка вздрогнула и открыла глаза. На песке, метрах в двух от неё, сидел вполоборота парень в надвинутом на лоб кепи. Было прохладно, а на нем лёгкий блузон и брюки из какого-то странного, слегка искрящегося материала.
— Вы что-то сказали? — спросила она.
По-прежнему не оборачиваясь, парень кивнул:
— Да, я сказал: «Собирался на следующий день, но не успел».
— Вы знали Гали? Почему так неудобно сидите? Я где-то слышала ваш голос… — Губы её пересохли, каждый мускул дрожал от напряжения.
— Я сейчас… Только дай слово, что не испугаешься.
— Даю, — прошептала она, уже понимая, кто перед пей.
Он снял кепи и медленно обернулся. Перехватило дыхание.
Она оцепенело смотрела в его лицо, все ещё не до конца веря в то, что перед ней не плод фантазии. Те же раскосые глаза, широкие скулы. Каждая чёрточка родная и все же с печатью чужой и далёкой жизни.
— Не веришь? — Он улыбнулся и заговорил быстро, горячо: — Я и впрямь уже несколько иной, даже имя другое. Теперь меня зовут Таир. Но это не значит, что я забыл о тебе. Ты не должна меня бояться. Помнишь свою Эсперейю? Так вот, я оттуда. После репликации. Да, всего полтора месяца, как я погиб. И все же с тех пор минула бездна времени. Ты вышла замуж, у тебя родился сын. Не волнуйся, ребёнок здоровый. Я знаком с твоей пра-пра-правнучкой. Все это кажется невероятным, но это так. Я прорвал временной барьер, чтобы увидеться с тобой и сказать нечто важное. Не бойся жить, Айка. Когда придёт час умирать, тоже не бойся. Жизнь намного фантастичней, чем мы предполагали, хотя каждый и заключён в скорлупу своего времени, но не навсегда. Помни об этом, однако никому не рассказывай: все равно не поверят, будут считать тебя мистичкой. А на самом деле никакой мистики нет. Есть человек, постоянно разгадывающий тайны природы.
— Гали… Но если смерть не страшна, я хочу с тобой!
— Ты не поняла меня, Айка. Смерть страшна. Очень. Она разрушает благородные замыслы, планы, разъединяет людей и вообще творит зло. На Эсперейе ещё не совсем одолели её. Но когда-нибудь непременно победят. А чтобы это свершилось, нужна ежедневная, кропотливая работа души. По сути, каждый строит будущее не только для абстрактных потомков, но и для себя лично. И чем скорее люди поймут это, тем быстрее приблизят его.
— Гали, я не сплю?
— Нет, Айка, нет.
— Тогда подойди, притронься ко мне.
— К сожалению, это невозможно. Сейчас у меня иная временная структура.
— Гали, ты стал другим и кажешься мне старшим братом.