Людей гнали хоронить мертвых. На высотину, в лесок, что за лагерем. Рыть могилы. Саид встал. Пошел. Его задержал старший по блоку:
— Слаб. Не сможешь.
— Смогу.
— Зачем тебе это?
— Я хочу есть. Могильщиков кормят в первую очередь.
Он шел за Азизом. Круглолицый водил наряд к могилам: ему доверили немцы. Комендант доверил. Всего лишь два конвоира сопровождали могильщиков. Тридцать человек и два эсэсманна. Азиз не в счет. Он ответственный. И за живых, и за мертвых.
Лопат было десять. Их несли впереди. На троих одна. Она должна работать без перерыва, люди могут меняться. Не потому, что им положен отдых. Просто у них нет сил.
Когда завизжали ворота, распахиваясь, он улыбнулся, когда взвизгнули сзади, вздрогнул. Воля, мнимая, но воля. Конвоиры — только символ. Вокруг земля раздольная. Насколько хватает глаз — холмы и лес, лес и холмы. Там нет колючей проволоки, нет автоматов — там свобода.
Шагали медленно. Волочили ноги. Далеко впереди — Азиз. Он указывал путь. Знал здесь каждый кустик, каждый холмик. А их набралось немало, этих холмиков. В мороз мертвых бросили в одну яму. Ее не зарывали. Сегодня надо было сбросить оттаявшую землю, иначе трупы начнут разлагаться. Появится еще один большой холм. А рядом — новая могила. Рыть ее будет Азиз. Для Селима. Он еще лежит во дворе.
Первый десяток приступил к работе.
Саид тоже взял лопату, но не смог бросить землю. Увидел внизу — да что там внизу! — у самого края ямы трупы. Занесенные снегом. И не занесенные — снег не шел последние дни. Голые! Кто-то раздевал мертвых. Может быть, перед погребением. Или уже в яме сдирали гимнастерки и шаровары.
Саид передал лопату товарищу.
— Я во вторую очередь.
И опять не мог бросить землю, муторно делалось — мертвые, кажется, пытаются выползти, просят помощи, а на них летят комья полумерзлой земли. Тяжелые комья.
— Я буду рыть.
Это труднее. Ему охотно предоставляют такую возможность.
Азиз ведет пленных за кустарник, к сосне. Высокая, голая, чуть склоненная на восток: ветры гнут ее и весной, и зимой, и летом. Согнули. Звенит хвоя в вышине. Странно звенит, будто зовет куда-то.
— Нашел все-таки, — кривит губы в усмешке Азиз. Они двое стоят в сторонке, у сосны. Вроде выбирают место.
— Мне нужно поговорить с тобой, — устало дышит Саид. Трудно взбираться на высотину. Трудно идти по сухому рыхлому песку, когда сапоги увязают и их надо вытягивать. Все время вытягивать.
— Нашел, — Азиз торжествует и не может этого скрыть. Лыбится. На его круглой роже играет улыбка.
— Поговорим один на один…
— Бери лопату, идем.
Опять приходится возвращаться к могиле, выпрашивать заступ, это не так уж трудно сделать, каждый рад избавиться от тяжелой работы. С лопатой на плече он поднимается к Азизу.
Человек восемь сидят. Прямо на земле. Круглолицый оглядывает всех:
— Отдыхайте пока. Мы поищем чистый песок.
Чистый песок — значит, легко войдет лопата. Меньше сил отдадут могиле люди. Все кивают: хорошо.
Азиз, как всегда, впереди. Саид сзади. Руки сжимают черенок. Теплый от солнца черенок. Даже горячий. Ладонь потеет. Не от тепла. Нет. От волнения. Да и черенок не так уж горяч. Почудилось. В голове чуть кружится. Это тоже от волнения. Внутри озноб.
Все-таки свершится. Он готов. Только бы хватило сил, не ослабли бы руки, не выронили бы лопату. Единственное оружие.
Азиз переваливает через гребень, спускается вниз, за предел чужого взгляда. Шагов через десять останавливается.
«Уже сейчас! Какие-нибудь несколько минут — и все!» — думает со страхом Саид. Со страхом, потому что убивать трудно. Мерзкое чувство жалости полонит душу, жалости к Азизу. Надо подавить жалость, видеть только врага и предателя. Вообще лучше не смотреть — понимать и действовать. «Именем Союза Советских Социалистических… — повторяет про себя Саид. — Именем народа…»
— Здесь? — Азиз поворачивает голову, смотрит как-то странно на лейтенанта.
— Дальше… Дальше… — требует Саид.
Снова круглолицый опускается по склону. Осторожно ставит сапоги. Нога вдруг соскальзывает, и он едва не падает. Руки беспорядочно мечутся над головой.
Время!
Мысленно Саид уже поднял заступ, размахнулся что есть силы.
Время!
Не шелохнулся, по-прежнему тяжелеет плечо. Не оторвешь.
А, черт!
Тишина. Пустынная даль. Все как на ладони. До того кустарника еще можно добежать, ноги донесут. А дальше. Дальше Саид рухнет на землю. Поползет. Успеет ли уползти? Немцы сразу заметят беглеца. Одна очередь из автомата. Всего одна. И конец.