«5 ноября, 1976 год.
Я не прикасался к своему дневнику целую неделю. Мне не хотелось ничего писать, ни о чем рассказывать и ничем делиться.
Ровно семь дней назад на мою семью обрушилось страшное проклятье. Я отказывался верить в существование подобного до последнего.
Я буду винить во всем своего прадеда и его жену, которые, из-за чьего-то сглаза, потеряли двух своих дочерей. А виноваты они будут в том, что так просто на людей никакую порчу не наводят. Они согрешили… Или совершили что-то из ряда вон выходящее, что теперь не позволяет родившимся у кого-то из всех поколений нашей семьи девочкам наслаждаться этой жизнью.
Мою детку забрали у меня прямо на глазах.
Чертова тварь с косой навсегда лишила меня звания отца.
Этот дом… Все мы прокляты!
Я нашел дневник своего прадеда в одной из комнат, куда мне не приходилось заходить за всю свою жизнь. Только сейчас, когда я лишился ребенка, мне захотелось узнать всю правду. Раскаивался ли вообще этот умерший черт за все свои деяния, которые могли привести к недовольству со стороны простого народа… Да и какое чудовище смело так гробить чью-то семью?!
Мой прадед, Том, сам не понимал, как такого рода вещь могла настигнуть его. Я не удосужился прочитать весь его дневник, мне было тяжело. Я решил оставить его в той же тумбочке и никому не говорить о нем. Пусть сгниет там.
Я все еще зол на прадеда. Не могу понять, как меня может распирать такая злоба к нему, но с чего бы рожденным девочкам было приговорено умирать?
Я не могу без слез вспоминать о моем сокровище. Не могу спокойно произнести ее имя…
Я плохой отец! Я ничтожество! Я не смог спасти свою единственную дочь!
Моя малютка утонула… Я за ней не доглядел. Я был рядом, я обязан был смотреть только на нее.
Сейчас моя жизнь похожа на Ад.
Я не хочу никого видеть!
Я провожу в своей комнате все время. Мне приносят еду, а я не хочу есть. Моя жена пытается поговорить со мной, а я ее отвергаю. Она мне постоянно твердит, что из-за недостатка сна моя кожа стала бледной… Я сильно похудел…
Мой отец и брат Эдвард хотят отвезти меня в больницу. Но я не поддаюсь. Я даю им отпор и велю убираться из моей комнаты.
Мой отец лучше всех знает историю о своем деде, которую услышал из первых уст, поэтому он очень волнуется за мое здоровье и душевное состояние.
Но мне все равно, что он думает. Мне не нужна помощь. Я уже обречен.
Смерть настигнет каждого… Она отняла у меня дочь… Видать следующим буду я.
Я сейчас еле пишу. У меня трясутся руки, и я чувствую, как сама Смерть дышит мне прямо в затылок. Она уже тянет ко мне свои костлявые руки.
У меня слипаются глаза. Чувствую сильное головокружение. Я смотрю на свои кисти рук и понимаю, что я в действительности истощен. Одежда стала велика.
Мне плохо и больно. Но скоро это закончиться.
Я надеюсь увидеть ТАМ свою девочку, которая встретит меня с распростертыми объятиями, и мы с ней навсегда останемся вместе.
Я больше никому ее не отдам. Я должен попросить у нее прощение за то, что не смог ее спасти.
Она, наверное, на меня в обиде.
Я сделаю это… Думаю, моя любимая жена меня тоже простит.
Я все исправлю.»
Эмма с неимоверной скоростью и силой, как только успела прочитать последнюю строку, закрыла записную книжку. Ей вспомнились признания Тома Холла. Его дневник девушка все еще носила у себя в кармане.
– Еще хуже начинаешь себя чувствовать, когда понимаешь, что подобных случаев в жизни весьма много, – Дрейк с волнением посмотрел на свою подругу, которая яро сжимала ладонями записную книжку, как бы ни давая записанному там злу вырваться наружу.
– Это слишком печально. Он просто сошел с ума. Что с ним стало? – добавила Аббигейл.
– Том Холл тоже лишиться рассудка. Я читала его дневник. Там также было написано очень много ужасных вещей. Он пережил смерть двух дочерей, пусть и с большой разницей во времени. Но какой отец сможет спокойно среагировать на произошедшее? Им обоим было чертовски плохо, – Эмма почувствовала, как ее грудную клетку вот-вот могло разорвать на куски. Объяснение такой вещи было чем-то нереальным, поскольку подобное слабо смахивало на простое совпадение.