– Закрой пасть! – раздался женский крик.
Дрейк не успел как-либо среагировать, поскольку его собеседник ослабил хватку и повалился на пол, лишенный сознания. Над ним стояла Иви, которая сама не верила своей победе и теперь переводила дыхание. В руке у нее был позолоченный подсвечник, на котором под светом фонаря поблескивали капельки крови. Крови этого мерзавца.
Дрейк встал на четвереньки и, прислонив ладонь к своей грудной клетке, в которой мог оказаться клинок, пытался остановить бешеную ритмику своего сердца. Казалось, что стук его жизнеобеспечивающего двигателя разносился по всему помещению. Наверное, Иви тоже его слышала.
– Дрейк, ты как? – девушка отбросила в сторону использованный ею в качестве отпора предмет и поспешила на помощь своему товарищу. Она взяла брюнета за руку и помогла ему подняться. – Он ничего тебе не успел сделать?
Молодой человек взглянул еще раз на, как казалось, бездыханное тело его соперника, после чего даровал девушке свой самый, что ни есть полный признательности взгляд. Он бы, на самом деле, никогда не подумал, что эта скромная и трусливая от рождения девчушка сможет преодолеть свой наиглавнейший порок – страх.
– Спасибо тебе большое, Иви. Ты меня спасла.
Молодая пара обменялась дружескими объятиями и поспешила к выходу, уже и позабыв об оставшемся все также лежать под неким тайником человеке в маске.
Глава 17.
Кристофер пытался унять напавшую на него зевоту, но этого так и не удалось достичь. Он стерпел очередной зевок, когда проходил по пустому широкому коридору.
Худощавый шатен питал огромным разочарованием к данному квесту. Причиной такому горю была очередная неудача в попытке наткнуться на стоящую информацию. Парень уже подумывал смыться из наскучившего ему поместья, однако он сразу вспомнил, что проделать такое было невозможно, от чего ему стало еще паршивее. На самом деле Кристоферу надоело притворяться. Он пытался показаться умным парнем и поиграть на чувствах других участников, когда кто-либо из них мог стать свидетелем его величайшего ума и завидной сообразительности. Тогда бы он посмотрел на этого человека свысока, давая ему тем самым понять, насколько он превосходил его.
Таковым был Кристофер все свои 22 года – высокомерным, самолюбивым, надменным. С виду о нем такого нельзя было сказать. Скромный парень в очках, которого из-за сильной худобы можно было только пожалеть.
У Кристофера в возрасте 14 лет развился тиреотоксикоз – патология щитовидной железы. Снижение веса у парня при таком заболевании было связано с увеличением интенсивности обмена веществ. Он всегда был не крупным, а тут еще и болезнь. Вес резко снизился, и тогда про Криса все начали говорить – бедный ребенок, кожа да кости.
Парень по причине болезни просто не мог переносить духоту, его часто мучила жажда. Спустя 20 минут после того, как он мог освежиться стаканчиком воды, у него так пересыхало во рту, будто бы на самом деле он никакой воды и не пробовал. И так случалось часто.
Сам Кристофер был из богатой семьи, поэтому, когда врачи обнаружили у него гипертиреоз, его мать наняла сиделку, которая окружала ребенка вниманием все 24 часа в сутки. По причине этого он привык к вниманию. Он любил, когда его окружали заботой, когда говорили только с ним или же когда подражали ему, стараясь при этом всем ему угодить. До 12 лет парень учился на дому. Один педагог сменял другого и так каждые будни. А когда Кристофера отправили в государственную школу, и он впервые встретился с цивилизацией, выйдя за рамки привычного для него распорядка жизни, ему захотелось изничтожить весь мир. Его не считали пупом земли и ему это не нравилось. Все общались с ним наравне. Но Кристофер всегда считал, что он был куда умнее, сообразительнее и порядочней, чем его так называемые сверстники. Потому-то ему нравилось проводить время наедине с собой. Он один сидел за партой, один обедал в столовой, один читал книги в школьной библиотеке и в одиночестве занимался подготовкой к занятиям. Во время уроков он не видел никого – только себя и учителя, который знакомил его с чем-то новым и еще не раскрытым самим парнишкой. Кристофера не интересовала эта, как он любил говорить, «кучка отбросов» или «сборище недоразвитых слюнтяев».