Исследования коснулись второго сборника. Ничего похожего на обрывки не нашлось.
Удача настигла Дрейка при осмотре третьей книги. Вместо положенной страницы находился листок бумаги с несколькими записями.
Убедившись, что в четвертой книге Уильяма Шекспира не было ничего запрятано, Дрейк спустился вниз.
Вместе с ожидавшими его внизу ребятами он прочел найденное сообщение:
«Картина. Адам и Ева. Библейское предание».
– Нам следует отыскать картину? – встрял Олден, перечитывая содержание держащего Дрейком листка бумаги.
– Наверное, да, – вздохнула Эмма. – Но их много. Уж сколько изображений Адама и Евы, сколько трактовок. Выделить ту самую будет сложно.
– Значит, ищем дальше, – спохватился Дрейк.
– Вот мой отрывок, – Иви решила идти следующей. Она почти прошептала:
«В тени долин, на оснеженных кручах
Меня твой образ звал:
Вокруг меня он веял в светлых тучах,
В моей душе вставал.
Пойми и ты, как сердце к сердцу властно
Влечет огонь в крови
И что любовь напрасно
Бежит любви.»
– Ох, это Гёте, – твердо отрезала Иви.
– Ты уверена? – подметил Олден с некой долей сарказма. Его подруга никогда не делилась с ним своим пристрастием к чтению.
– Знаешь, я люблю проводить вечера наедине с Иоганном Гёте. У него много стихотворений на любовную тематику, и они мне нравятся, – Иви проговорила все на одном дыхании, поскольку делиться подобным с молодыми людьми для нее было несколько трудно. Она давно отстроила барьер и не собиралась его рушить, потому и раскрывать свои личные интересы для девушки было чем-то невозможным.
– Я даже и не знал об этом. После стольких лет дружбы ты говоришь об этом только сейчас, и то, потому что вынуждена, иначе мы все тут умрем? – уточнил шатен, повиснув над девушкой всем своим крепким телом.
– Не надо так драматизировать, Олден, – Эмма встала на сторону запуганной девчушки. – Она делиться с нами самым сокровенным. Ты лучше нас знаешь, как ей это тяжело. Поэтому перестань быть букой.
– Я наоборот рад этому. Просто ее вынудила обстановка, а не личная заинтересованность в реакции других. Разве нет?
– Прояви терпение.
Дрейк успел проверить теорию Иви и достать с полки находившийся в единственном экземпляре сборник стихотворений Иоганна Гёте.
– Смотрите, – брюнет окликнул свою команду, которая вскоре выстроилась перед ним в шеренгу.
«Книга Бытия. Грехопадение».
– Мой дорогой любитель искусства, есть идеи? – Дрейк после прочитанного вслух найденного отрывка обратился к своей подруге, которая все 4 студенческих года занималась доскональным изучением артистизма в изобразительном искусстве.
Эмма лишь вяло покачала головой. На нее несколько давила царившая в поместье обстановка, и она не могла вычислить, почему так.
– Давайте продолжим, – Тейлор вооружилась своим листком и поделилась со всеми его содержанием:
«Я ухожу. Ищу забвенья
И мир большой пройду до края.
Что слезы все, что оскорбленья?
Тебе с другим я счастья пожелаю.
Но знай: когда под звездами в ночи
Вдруг встрепенешься ты – подушка вся в слезах —
И не поймешь – что сердце так стучит,
Все странно и загадочно впотьмах,
И если в темень ты все смотришь, как в стекло,
И не уснешь, и не зажжешь огня,
И ждешь чего-то, что давным-давно прошло, —
То ты моя!»
– Вам это ничего не напоминает? – спросила Эмма, к которой, наконец, пришло озарение.
– О, да, я сразу понял, кто это! – съязвил Олден, закативший на вопрос блондинки глаза и скрестивший руки на груди.
– Не злись, – Дрейк бросил на плечи друга свою крепкую руку.
– Тебе легко говорить. Я на вашем фоне кажусь полным придурком. Да, я не читаю перед сном книги, вместо этого я слушаю музыку, и мне не интересна поэзия.
– И что с того? – опешил Дрейк. – Мы не перестаем как-то по-другому к тебе относиться.
Олден бросил на оживленного брюнета добрый и лучистый взгляд. Парень поднял ему настроение, а вместе с тем и вытащил его из высасывающей душу ямы низкой самооценки.
– Давай, друг, – Дрейк потряс шатена за плечи, пока тот постепенно возвращал себе привычно бодрое и воинственное настроение. – Ты нам нужен. Выше нос!