А потом девчонки из класса увлеклись любовными романами. Лизка, та самая моя подружка со школы, таскала книжки в мягких обложках у своей мамы. Она имела внушительную библиотеку и, видимо, не замечала временного отсутствия некоторых экземпляров. Смеха ради я открыла один из романов на переменке. И пропала. Позабыв про уроки, тайком прячась за учебниками, читала до самого конца занятий, а потом попросила взять домой на денек. И пропала опять.
Мы не успокоились, пока не перечитали все, что было у Лизиной родительницы. Наверное, именно поэтому я ждала от секса фейерверка и буйства. В романах героини всегда моментально загораются в руках любимого и обязательно кончают. Даже в первый раз. Еще одно заблуждение из женского чтива, что первый – он в идеале и последний мужчина.
Я обожглась на этих глупостях так сильно, что особенно и не стремилась теперь к близости с мужчиной. Вообще, предпочитала держаться от них подальше и относилась очень настороженно. Опыт он, знаете ли, сын ошибок трудных.
Немного расстроившись из-за печальных воспоминаний, я побрела в свою комнату, приняла душ. У меня была своя ванная. Папа заморочился в свое время.
Растирая волосы полотенцем, я присела на кровать, увидела, что телефон горит сообщением.
Ты добралась?
Я взглянула на номер. Конечно, это был Гоша. Кто еще мог такое спрашивать.
Ответила тут же:
Да. Все хорошо. Как Катя?
Спит. Увидимся завтра? Есть дело.
Я вспомнила, что он говорил о работе моделью, но с трудом могла представить себя в этой роли. Что тут снимать? Я подошла к зеркалу. Не худенькая, не особенно красивая. Разве что глаза. Мамины, синие. Волосы безумно-кудрявые. Веснушки нелепые по всему лицу, даже на груди. Скорее странненькая, чем привлекательная. Таких не берут на обложки.
Но снова увидеться с Гошей… Ради этого я была готова даже поверить в собственную неотразимость. Одна мысль о нем заставляла сердце биться чаще, щеки гореть, а в паху тут же заныло.
Работаю завтра с двух часов.
Пообедаем в полдень?
Хорошо.
Он сбросил название небольшого ресторанчика в том же торговом центре, где я работала. Я снова согласилась. Мы пожелали друг другу спокойной ночи, заканчивая переписку.
Но спокойствие никак не желало приходить. Я снова и снова вспоминала Гошины прикосновения, голос, взгляд. Как он смотрел на меня. Не глаза, а лазеры. Словно дыры прожигал насквозь. Как говорил. Не просил и не приказывал. Что-то между. Когда нет сил отказать, сопротивляться. Удовольствие делать то, что он хочет. И его пальцы на моем лице. Трогал так, словно имел на это право. А я не смела отстраниться, готовая принадлежать, признаться в собственной слабости.
Всю ночь мне снились руки в чернильных рисунках и ядовитые зеленые глаза.
Глава 5
На следующий день я проснулась еще до будильника. Отец гремел на кухне посудой, собираясь на службу. Я вышла к нему и всучила контейнер с овощным рагу и мясом. Папа поморщился, но все-таки взял. Знаю я его. Будет всякой гадостью питаться, а потом опять умирать от изжоги.
Едва он ушел, я стала собираться сама. До полудня было еще четыре часа. Ну и что? Надо ведь выбрать одежду, принять душ, уложить волосы – с ними у меня вечно проблемы – накраситься и вообще морально приготовиться к тому, что предложит Гоша. К встрече с ним.
Зря я переживала, что рано начала. Надумала уложить свои бестолковые кудри, но в итоге все равно на голове получилось что-то похожее на гнездо. Начала вытягивать утюжком, но стало еще хуже. Пришлось снова мыть голову, сушить, пытаться уложить, чтобы волосы не торчали в разные стороны. Без толку. В итоге я психанула и собрала их в хвост. Уф, и за что мне это наказание?
С одеждой тоже ничего не придумала. Не рядиться же в соблазнительное мини, чтобы впечатлить Фенова. Мне потом к детям как идти?
Вот и пришлось тащиться на встречу с горячим папочкой в тонком джемпере с круглым горлом и джинсах, правда обтягивающих. На ногах кеды, сверху кожаная куртка. Может, хоть она впечатлит Гошу. Чернильно-синяя косуха, говорят, шикарно подчеркивала мои глаза.
Кусок в горло не лез, но я заставила себя позавтракать. Потом до конца дня не смогу поесть. Не хватало еще мучиться язвой, как папа.