Господи, как же смириться, что Глории больше нет?
В голове мутная пелена, как облака, сквозь которые мы пролетаем, набирая высоту. Закрыв глаза, я пытаюсь навести порядок в памяти, но в ней слишком много белых пятен, происхождение которых я не могу объяснить. Что случилось в баре? Почему я вернулась в отель? Зачем Глория села на байк? И с какой стати я вообще оставила ее одну? Неужели мы обе напились до такой степени, что перестали вести себя адекватно?
Межконтинентальный перелет сам по себе мучение, а в компании болезненно раздирающих мыслей, он кажется бесконечным. Я включаю первый попавшийся фильм из бортовой видеотеки — «Константин» — не для развлечения, а как жвачку для мозга. Что угодно, лишь бы не принимать смерть Глории как данность. На экране мелькают лица актеров, но я не вникаю в происходящее. Нет сил ни смеяться, ни плакать. Я опустошена.
Сцена, где архангел распахивает крылья, пробуждает ощущение дежавю. Словно я видела подобное. Видела, но почему-то забыла.
— Я знаю, чего ты хочешь.
Голос Тильды Суинтон рождает слабую волну в подсознании, как дуновение ветра колышет водную гладь — едва ощутимо, но все же заметно взгляду.
Я нажимаю на паузу, перематываю и прогоняю заново.
— Я знаю, чего ты хочешь.
Господи, что со мной творится? Почему эти крылья не дают мне покоя?
— Я знаю, чего ты хочешь.
Я закольцовываю сцену, пока от напряжения не наворачиваются слезы. Только тогда я откидываюсь на спинку кресла и, наконец, забываюсь тяжелым сном.
В номере никого нет и быть не могло — ключи только у меня и Глории — но я чувствую чье-то незримое присутствие. Мысль о приснившемся бармене не выходит из головы.
— Это всего лишь сон. Сон! Я уверена, — твержу как мантру.
Как и где теперь искать Глорию? Ее паспорт по-прежнему в чемодане, без него не покинуть Бельгию. Черт, это же Евросоюз. Половина границ открыта. Вдруг подруга все-таки рванула в Амстердам? Мы обсуждали его вчера, до того, как моя память сделала кульбит и стала принципиально избирательной.
Двигаясь как сомнамбула, я принимаю душ, включаю кофеварку, и крепкий эспрессо, наконец, подкидывает идею. Поправив сползающее полотенце, я перетряхиваю содержимое сумки в надежде найти чеки из бара — обычно на них печатают адрес. Даже если там не установлены камеры, должен же нас запомнить хоть кто-нибудь из обслуживающего персонала. Перед глазами снова появляется нагловатая улыбка бармена, и я в который раз кидаюсь проверять замок. Но убедиться, что дверь заперта, уже не успеваю — ручка неожиданно проворачивается, и я отшатываюсь назад.
— Кто… там?
— Иви? — на пороге стоит испуганная Глория.
— Ты меня чуть до инфаркта не довела! — я обнимаю ее чуть ли не до хруста позвонков. — Я уже думала звонить в консульство!
— Послушай, это важно, — она хватает меня за руку. — Пообещай, что всегда будешь осторожна за рулем!
Ее голос дрожит.
— Не езди одна!
Я ответно сжимаю ледяную ладонь, но паника передается и мне.
— Глория, ради Бога, не трясись! Почему я не должна…
Меня прерывает звонок телефона, и я машинально тянусь к трубке.
— Мисс Райли, с вами хотели бы поговорить полицейские, — вежливо сообщает портье. — Они могут подняться прямо сейчас?
— Да, конечно, — бормочу я, а когда оборачиваюсь, чтобы приободрить подругу, обнаруживаю, что номер пуст.
Куда она делась? Что за чертовщина? Впопыхах накинув халат, я выскакиваю в коридор.
— Глория!
Подруги не видно, но я продолжаю отчаянно выкрикивать ее имя.
— Вернись, Гло!
Что происходит? Мне же не приснился разговор с ней?
У лифта я сталкиваюсь с полицейскими.
— Мисс Эвелин Райли? — с заметным акцентом уточняет один из них.
— Что происходит? — как заведенная повторяю я.
Я все еще обращаюсь к пропавшей Глории, но они думают, что вопрос адресован им.
— Сожалею о том, что приходится это сообщать. Сегодня ночью в районе Андерлехт произошла крупная авария. Глория Робертсон находилась на одном из перевернувшихся мотоциклов — в кармане куртки было найдено водительское удостоверение на ее имя. Не могли бы вы проехать с нами и пройти процедуру опознания?