- Успокойся, - сказал Георгий ласковым голосом, - вытри слезы, мы останемся здесь. Пусть будет то, что будет.
Он взял ее на руки и отнес на кровать.
- Мне мокро, - сказала она в интонации плачущей девочки.
- Конечно, ты же сидела в луже. - Георгий снял с нее сырые трусики и разделся сам.
- Как тебя зовут? - спросил он.
- Инга, ты что забыл? - ответила она и протянула к нему руки. - Иди сюда...
Они соединились в одно целое, и поганый внешний мир для них перестал существовать. Она вздрагивала, прижимая Георгия к себе, щедро дарила атласно-нежные, истерически-горячие поцелуи. И после того, когда они достигли нирваны, Георгий отделился от своей половины и ушел в другой мир, мир сна...
"...Когда я там оказался, все были в смятении от ужаса, от всепоглощающего чувства обреченности. Все говорили о Всадниках. Наконец я заметил его. "Всадник! Всадник! - закричали люди. И я увидел на горизонте серый силуэт гиганта на таком же гигантском коне. Всадник поднял копье и замахнулся им...
Люди, и я вместе с ними, скованные животным страхом, стояли в каком-то котловане, надеясь укрыться в нем от вездесущих посланцев смерти. Эфемерность такой защиты для всех была очевидной, поэтому хотелось зарыться в землю, подобно кроту, замереть, исчезнуть. Но всякие ухищрения маскировки были бесполезны. Мир изменился. Изменился внезапно. И навсегда. Люди это поняли, но продолжали делать по привычке то, что всегда делали в определенной ситуации. Стереотип мышления, стереотип поведения. Если тебе угрожает опасность, нужно прятаться - и все прятались. Но от Всадников НЕ СПРЯЧЕШЬСЯ! Кто-то сказал об этом мне, но я и сам уже это осознал. Душу охватило то мерзейшее состояние безнадежности, в которое человек впадает, когда он целиком находится во власти безжалостной, всепроницающей силы, движимой непостижимой, запредельной логикой - холодной и твердой, как алмаз. От них не убежишь. И сопротивление бессмысленно. Все бессмысленно...
Дома шатались, казалось, кто-то с нечеловеческой силой старался вырвать их из земли. Фундамент вспарывал асфальт и землю, двигался как гигантский плуг, летели кирпичи, стекла...
Я увидел вдруг совсем близко чудовищных размеров голову всадника. Он наклонился, навис над домом, застыл, находясь в другом временном ритме. Худое, вернее, вытянутое лицо, длинный нос, огненные глаза. На голове его был седой парик с косой и буклями у висков. В одной руке он держал копье, в другой - железную маску. Всадник! И хотя он был недвижим, я теперь знал точно: бежать бесполезно, как от собственной тени. Куда бы ты ни убежал, где бы ты ни скрылся, он настигнет тебя всюду. Рано или поздно..."
- Да очнись же ты, - стучала Инга своим кулачком по плечу Георгия. - Истукан!
Георгий приподнялся на одной руке, и сейчас же Инга отвалила его как могильную плиту и выскочила из постельного склепа, пропитанного тлением и развратом.
Теперь уже она быстро одевалась, а он пытался сообразить, в чем дело. А дело было "швах". Дом дрожал и, казалось, сейчас развалится. Небо полыхало огнем, кругом грохотало, то и дело накатывали низкие звуки, от которых закладывало уши. На кухне со звоном осыпались стекла.
В комнате, где они лихорадочно натягивали сопротивляющиеся шмотки, с треском разорвались обои, и на стене черной змеей метнулась ветвистая трещина. Посыпалась штукатурка. Упала люстра, обдав их осколками хрустальных подвесок. Алые отблески огня плясали на еще уцелевших стеклах супермодного мебельного гарнитура. Дорогие сервизы мелко тряслись и стучали, словно человеческие зубы от страха.
Дуф-дуф-дуф! - злобно рявкали зенитки, дум! дум! дум! - вторили им разрывающиеся в вышине снаряды. Бесшумно, ирреально пронеслась над крышей их дома в сторону центра стая светящихся эллипсов. Землетрясение усилилось.
Они выскочили на лестницу и понеслись по ней вниз, не рискуя пользоваться лифтом. На улице творился бедлам. Крики, стенания и "скрежет зубовный". Георгий увлек Ингу на осевую линию дороги, чтобы избежать возможного погребения под обломками зданий, которым случай повелит рухнуть. Мутненький рассвет, пытавшийся пробиться сквозь дым пожарищ, обессилил, и сумерки вновь стали сгущаться.
На перекрестке улицы Вая и проспекта Молодежи - местного "Бродвея" - очень низко, на высоте 12-ти этажного дома висел дискообразный аппарат. Купол его мерцал голубым призрачным светом, под темным плоским днищем с выступающими тремя полусферами горели несколько прожекторов, которые шарили своими узкими разноцветными лучами в поисках неизвестно чего.
Они попытались свернуть в какой-то проулок, но оттуда, из-за плоской крыши универсама, точно привидение, поднялся в воздух и завис, разворачиваясь на месте, непривычно длинный боевой вертолет Военно-Воздушных Сил Литавии "Ми-24", советского еще производства, прозванный "крокодилом". "Голова" этого чудовища, расписанного пятнисто-полосатой защитной окраской, была усеяна бородавками пулеметных гнезд. Под короткими крыльями щетинились острыми головками ракеты повышенной мощности и круглились бока установок реактивного огня.
Довольно грозно, устрашающе это выглядело, но в сравнении с неприятелем - каменный век. Этим оружием их вряд ли возьмешь.
Однако Георгий, кажется, поспешил в оценке боевых возможностей землян. Блестящий стальной вихрь винта медленно и осторожно втаскивал "стрекозу" между двумя 14-ти этажными небоскребами, выдвигая боевую машину на линию огня. В условиях города пространство для маневра было сильно ограничено, но это имело и свои плюсы. В случае крайней опасности, можно найти укрытие за каким-нибудь зданием. Те же здание помогут вам скрытно подобраться и неожиданно напасть на врага.
Инга дергала Георгия за одежду, кричала, спрашивая, какого черта они здесь торчат. Георгий отвечал, что лучше переждать заварушку, сидя под разбитым грузовиком. Не мог же он сказать ей правду, что ему важно знать исход воздушного боя. Женщины этого не понимают.